Онлайн книга «Земля Злого Духа»
|
Десяток стругов Ивана были не так уж и велики – иные б и не прошли по нешироким рекам, – впрочем, места вполне хватало для самих казаков, для припасов, оружия. И для дев – полоняниц бывших – хватило, трех атаман на свой струг поместил: одну – светленькую, с волосами как лен, Онисью, другую – подружку ее, черноокую да чернобровую Катерину, ну и третьей Настю взял. Остальных по другим стругам распределил, по двое, по трое – чтоб красавицам веселей было, да строго-настрого наказал казакам не забижать девчонок, а буде кто забидит – того здесь, на берегу, и оставят, словно шпыня ненадобного. Живота не лишат, упаси Господи, просто выкинут, бросят – вот тебе и золото, вот тебе и богатство будущее, вот тебе и ватага! Как хочешь, так и выживай, по лесам скитайся, охотничай да рыбку лови. И не забывай, что вообще-то зима скоро. Онисья с Катериной смирненько себя вели, все больше в шатре небольшом, на корме для них разбитом, сидели, а вот Настена любопытничала – прям нету мочи! Совсем девичий стыд позабыв, по всему стругу лазала, к казакам с вопросами приставала: зачем весла кормовые широкие да почему одни тюфяки-пушки медные, а другие – бронзовые да чугунные? Иван, что уж там говорить, пояснял с охотою: – Из чего отлили – из того отлили. Ране вообще из полосок железных клепали – те пушки разрывались быстро. К этому слову, бронзовые – надежней всего. Прежде чем разорваться, на них припухлость появится – ее-то сразу видать. – А далеко ль пушки бьют? – Эти – на версту с гаком. – Ужель на версту?! – поглаживая пушечный ствол, дивилась Настя. – Это вот такое тяжеленное ядрище швыряет? – Швыряет, а как же! – Молодой атаман улыбался, нравилось ему с этой кареглазой девчонкой общаться – спасу нет! И то все в ватаге замечали… только сам атаман не замечал, что замечают. Не замечал… да и не старался заметить. – А вот это что за пищали, во-он у борта, большие? – То ручницы. Немцы их фальконетами называют… Верно, Ганс? – Верно, йа, йа. – Переманенный из немецкой сотни наемник весело скалил зубы. – Ах, юная фрау, до чего ж ты хороша! Девушка тем словам предерзким, в отличие от подруг своих скромниц, ничуть не смущалась и в краску не впадала – хороша, так хороша, хоть и худовата, ну да кому какие глянутся. Немчине вон понравилась… да хорошо б, ежели такие слова сам атаман сказал! Да при всех-то казаках… Может, скажет еще? Уж конечно, скажет. – Ой, смотрите, смотрите, вон там, на бережку – куница! Иван вскинул подзорную трубу, усмехнулся: – Не куница, то – ласка. Проку от нее никакого: мясо жесткое, мех худой. Совсем бесполезный зверь. – Зато красивый. – Дай-ка трубочку, атамане… Пройдя на корму, отец Амвросий внимательно всмотрелся в низкий, заросший густым кустарником, берег… – А ласку-то, видать, кто-то спугнул. Ишь, унеслася. – Вогуличи местные, – вскользь заметил Иван. – Иль остяки. Я вот, правду сказать, их и не различаю. И выглядят они одинаково, и речь похожа, и боги, считай, одни. Всякие старики-лесовики, матери – сыры земли… – Тьфу! – Святой отче, опустив трубу, выругался. – Язычники, они язычники и есть. Дикие! – Эй, атамане! – вдруг закричали с последнего струга. – За нами по корме лодка! Головной струг нынче замешкался и шел предпоследним, остальные мерно махали веслами впереди. Иногда махали, а иногда так – отдыхали. Вниз-то по реке плыть – это не вверх по течению! – Где лодка? – перегнувшись через крутой борт, Еремеев приложил ладони трубочкой к глазам. – Что-то не вижу. – Да вон! – с соседнего струга махнули рукой. – У плеса. Там руками машут, кричат… кажись, догнать хочут. – Слышу, что кричат… – Атаман почесал шрам и махнул рукою. – Табань! Поглядим, что там за людишки. Казаки подняли весела, давая возможность легкой долбленой лодчонке догнать медленно несомый плавным течением струг. День стоял теплый, пасмурный, но не дождливый, сухой, с время от времени появлявшейся в светло-сером небе просинью. Обступившие берега реки леса – суровые ели, осины, лиственницы и сосны – отражались в светлых водах как в зеркале. И так же – в зеркале – отразилась спешащая лодка. Судя по одежке – кафтаны, кольчужицы, – сидевшие в ней люди явно были из казаков, а кое-кто даже показался Ивану знакомым… вот хоть плечистый, лет сорока, здоровяк с черной окладистой бородищей… или его сотоварищ, худощавый, с мосластым простецким лицом. Еще был и третий: белобрысый, в кольчуге, его атаман не знал. А вот мосластого… – Ты, что ль, Карасев Дрозд? Казачина заулыбался, растянув рот до ушей – еще бы, признали! – Язм, атамане! А это вон други мои, Лютень Кабаков да Шафиров Исфак. – Ага, – ухмыльнулся атаман. – Белобрысый – татарин, значит. – Наш татарин, добрый. Из строгановских. – Вижу, что наш, – опираясь на борт, хмыкнул Еремеев и, сплюнув в воду, спросил: – Нас, что ль, догоняете? Вся троица дружно кивнула, ответствовал же за всех Дрозд: – Знамо, что вас, батюшка атамане. – И зачем же? – Иван пристально всмотрелся в троицу. Вообще-то, ему сейчас каждый казак помехой не был. – Дак это… – Карасев схватился за шапку, словно бы собрался залихватски швырнуть ее оземь, да вовремя опомнился: вода ведь кругом! – К ватаге твоей хотим пристать. – Я понимаю, что хотите. Вот и спрашиваю: зачем? – За золотом, – с подкупающей простотой, не раздумывая, отозвался казак. – Про золотого поганского идола прослышали. – От кого прослышали? – все не успокаивался атаман. – Это мои, что ли, языками почем зря мололи? Наказывал ведь… Дрозд махнул рукой: – Не, господине, не твои. От вогуличей слышали, да и Ермака Тимофеича слуги шептались – а им кто сказал, не ведаю. Выслушав сидевших в челне людей, Еремеев обернулся к своим казакам: – Ну что, парни? Примем их в круг? Карасев Дрозд, Лютень Кабаков да Исфак Шафиров… любы ли? – Любы, атамане! Слыхали – воины добрые. Пущай будут, чего уж. – Что ж, – повернувшись, Иван махнул рукой. – Так тому и быть… Понимаю, что атаман вас не отпускал… – Да мы, господине, не спрашивались. – Святая простота! – Отец Амвросий взял атамана за локоть. – Может, не следовало их принимать? Беглецы ведь. Плыли б своей дорожкой… – За нами бы приглядывали, – в тон ему отозвался Еремеев. – Может, и удар в спину бы нанесли. Нет уж! Пусть лучше на глазах будут – тут-то мы сами за ними приглядим. К вечеру пристали к берегу – запалили костры, напекли, наварили пойманную за день с борта стругов рыбу: сига, сомов, нельму, не брезговали и мелочью – налимом, форелью, щуками, все съели в охотку, только вот песен сегодня не пели – атаман запретил, мало ли кто тут по лесам шастает? Казаков-то нынче всего около сотни. Острожный Афоня Спаси Господи и вообще предложил ночевать в стругах, да еще и встать на якоря подальше от берега. Остальные казаки парня подняли на смех: ну, Афоня, ну, учудил! Еще б предложил девок в караул выставить – то-то от вражин упаслись бы! |