Онлайн книга «Щегол»
|
– Ой, да брось ты! – Поттер, – он резко втянул в себя воздух, – ну ты что-то с чем-то. Хуже бабы. “Быстрее, быстрее”. “Ну все, пошел”. Ты что, моих эсэмэсок не читал? – Каких? Борис замер, потянувшись за бокалом. Он быстро глянул на пол, и только тут я заметил, что возле стула у него лежит сумка. Борис насмешливо прикусил большой палец: – Валяй, смотри. Слова так и повисли над испорченным завтраком. Искаженные отражения в куполообразной крышке на серебряном блюде. Я поднял сумку, встал; когда я направился к двери, улыбка у него увяла. – Подожди! – сказал он. – Чего подождать? – Что, открывать не будешь? – Слушай… – Я слишком хорошо себя знал: затягивать с этим не стоило, я не могу дважды попасться на одну и ту же… – Ты чего делаешь? Куда собрался? – Отнесу сумку вниз. Пусть в сейф положат. Я не знал даже, есть ли у них там сейф, но не хотел, чтоб картина находилась рядом со мной – с чужими людьми, в чулане она будет в большей безопасности. Еще я собирался позвонить в полицию – сразу же, как Борис уйдет, его во все это втягивать не стоило. – Ты туда даже не заглянул! Даже не знаешь, что там! – Принято к сведению. – Это ты вообще о чем щас? – Может, мне и не надо знать, что там внутри. – Ах, не надо? А может, надо. Это не то, что ты думаешь, – прибавил он с легким самодовольством. – Не то? – Не то. – А откуда ты знаешь, что я думаю? – Да, конечно, я знаю, что ты думаешь! И ты ошибаешься! Прости. Но, – он вскинул руки, – там кое-что гораздо, гораздо лучше. – Лучше, чем?.. – Да. – Что вообще может быть лучше? – А вот так. Лучше-прелучше. Ты уж поверь. Открой, сам увидишь, – он кивком указал на сумку. – Что это? – С полминуты я не мог ни слова вымолвить. Я вытащил из сумки один кирпичик сотенных – доллары, – потом еще один. – Тут не все, – он поскреб в затылке. – Небольшая часть. Я посмотрел на деньги, потом на него. – Небольшая часть – чего? – Ну, – он ухмыльнулся, – подумал, с наличкой я красивее выступлю. Из соседней комнаты доносятся приглушенные комедийные голоса, отчетливые рулады закадрового смеха. – Чтоб тебя получше удивить! И помни, это еще не все. Валюта США, тебе с ней домой проще будет возвращаться. Тут столько, сколько ты привез – ну, чуть побольше. По правде сказать, денег они еще не перевели – платеж пока не прошел. Но скоро заплатят, я надеюсь. – Они? Кто не перевел денег? За что? – Деньги мои. Собственно личные. Из сейфа у меня дома. Мы за ними в Антверпен заезжали. Так лучше ведь – чтоб ты их увидел, когда сумку откроешь, а что, нет? Рождественское утро! Хо-хо-хо! А потом их будет еще больше. Я повертел в руках пачку денег, осмотрел ее: с одной стороны, с другой. Перетянута банковской лентой, на вид – будто только что из “Ситибанка”. – “Спасибо, Борис”. “Ой, да ну что ты!”, – иронично ответил он уже своим обычным голосом. – “Рад помочь!” Пачки денег. Как с неба свалились. На ощупь похрустывают. Что-то во всем этом было – какой-то смысл, какие-то эмоции, но до меня они пока никак не доходили. – Короче, как я уже сказал – тут только часть. От двух миллионов евро. А в долларах это гораздо, гораздо больше. Так что – с Рождеством тебя! Вот тебе мой подарок! Я могу открыть на твое имя счет в швейцарском банке, перевести туда остаток, сделать вклад на предъявителя, и тогда… Ты чего? – спросил он, чуть ли не отпрыгнув от меня, когда я засунул пачки денег обратно в сумку, застегнул ее и сунул ему. – Нет! Это твои деньги! – Они мне не нужны. – Ты, похоже, не понял ничего! Пожалуйста, дай я все объясню. – Еще раз – мне они не нужны. – Поттер, – он скрестил руки на груди и холодно на меня поглядел, так же, как тогда – в польском баре, – другой на моем месте вышел бы сейчас отсюда, улыбаясь во весь рот, и никогда бы не вернулся. – Ну и почему же ты не уходишь? – Я… – он окинул взглядом комнату, будто ища ответ, – я тебе скажу, почему! По старой дружбе. Хоть ты и обращаешься со мной как с преступником. И потому, что я хочу вернуть тебе должок… – Какой должок? – Чего? – Ну какой? Объясни! Откуда, черт дери, взялись эти деньги? И что, мать твою, это меняет? – Ну, слушай, не надо так сразу думать, что… – Наплевать мне на эти деньги! – чуть ли не в голос орал я. – Картина – вот что важно! Где картина? – Если ты помолчишь хоть секунду и перестанешь придумывать… – Что это за деньги? Откуда они? Кто их тебе дал? Билл Гейтс? Санта-Клаус? Зубная фея? – Прошу тебя, хватит. Ты прямо как твой отец – чуть что в позу становишься. – Где картина? Что ты с ней сделал? У тебя ее нет больше, да? Обменял? Продал? – Нет, конечно, я… эй! – Он резко отодвинул стул. – Господи, Поттер, да успокойся ты. Да не продавал я ее. Ну как я мог ее продать? – Не знаю! Откуда мне знать? Зачем вот это все было? Смысл в чем был? Да зачем я вообще сюда поехал? Зачем ты меня в это втянул? Ты что, меня сюда притащил, чтоб я тебе людей помогал убивать? Так, да? – Я в жизни никого не убил! – надменно отозвался Борис. – Господи боже. Это ты говоришь? Это шутка, смеяться надо? Ты, значит, только что сказал, что никого… – Это была самозащита. Ты сам видел. Я, знаешь ли, людей чисто для удовольствия направо-налево не убиваю, но когда надо – могу себя защитить. А ты, – властно перебил он меня, – когда ты – Мартина, то кроме того, что я бы сейчас тут не стоял, да и ты, наверное, тоже… – Слушай, сделай одолжение! Раз уж никак не заткнешься. Отойди вон туда, в сторонку, хоть на минуту. Я сейчас даже видеть тебя не хочу. – … насчет Мартина, если б в полиции все узнали, тебе бы медаль дали, и не только они, а еще много других невинных людей, которых сейчас благодаря Мартину нет в живых… – Или, знаешь что, можешь даже уйти. Так, наверное, будет лучше. – Мартин был сущий дьявол. Ничего человеческого. Отчасти это не его вина. Он такой родился. Ни капли чувств, понимаешь? Мартин, знаешь, в людей не только стрелял, он с ними вытворял много чего похуже. Нет, с нами бы ничего такого не было, – торопливо прибавил он, взмахнув рукой, как будто только в этом-то и крылась причина наших с ним разногласий. – Нас он бы просто пристрелил по старой дружбе, без всяких гадостей и мерзких штучек. Но был ли Мартин хорошим человеком? Настоящим, нормальным человеком? Нет. Не был. Да и Фриц не был нежной ромашкой. Так что боль эта твоя, раскаяние – это потому, что ты на все неправильно смотришь. А надо так – что ты, мол, совершил геройский поступок во имя высшего блага. Потому что нельзя все время так мрачно глядеть на жизнь, понимаешь, это очень вредно. |