Онлайн книга «Щегол»
|
В шоке я попятился от окна, оторопев настолько, что споткнулся о мешок с мусором и упал. Перепугавшийся от шума Поппер носился туда-сюда и визгливо подвывал. Пока я в панике барахтался там, пытаясь встать на ноги – под грохот консервных банок и пивных бутылок, – дверь распахнулась, на бетон выплеснулся квадрат желтого света. Я скорее-скорее поднялся на ноги, подхватил Поппера и рванул с места. Но это, к счастью, был Борис. Он догнал меня, схватил за руку и потащил дальше по улице. – Господи, – сказал я, притормаживая, пытаясь оглянуться. – Что вообще случилось? Позади хлопнула входная дверь Борисова дома. Мистер Павликовский стоял в дверях, спиной к свету, и, одной рукой держась за косяк, тряс кулаком и орал что-то по-русски. Борис тащил меня за собой. – Давай, пошел! Мы мчались по темной улице, шлепая подошвами по асфальту, до тех пор пока голос его отца не смолк вдали. – Мать твою, – вырвалось у меня. Мы свернули за угол, и я перешел на шаг. Сердце колотилось, перед глазами все плыло, Поппер хныкал и пытался вывернуться у меня из рук, я опустил его на землю, и он заметался кругами вокруг нас. – В чем дело-то? – Ай, ни в чем, – отчего-то весьма бодро ответил Борис, с влажным хлюпающим звуком вытерев нос. – Буря в стакане воды, как говорят у нас. Он до чертиков просто. Я согнулся пополам, уперся ладонями в колени, хватал ртом воздух. – Злой до чертиков или пьяный до чертиков? – И то, и другое. Хорошо, хоть он Попчика не видел, а то не знаю, что бы было. Он считает, что животным место на улице. Смотри, – сказал он, показывая мне бутылку водки, – смотри, что у меня есть. Стырил, когда убегал. Я почуял кровь еще до того, как ее увидел. Светила луна – всего-то полумесяц, но кое-что было видно – и когда я остановился и взглянул ему в лицо, то увидел, что из носа у него льет, а рубашка почернела от крови. – Господи, – я все никак не мог перевести дух, – ты как вообще? – Пойдем-ка на детскую площадку, отдышимся, – сказал Борис. На лице у него живого места не было: глаз заплыл, из жуткой крючкообразной раны на лбу хлещет кровь. – Борис! Надо идти домой. Он вскинул бровь: – Домой? – Ко мне домой. Да короче. Выглядишь жутко. Он рассмеялся, обнажив окровавленные зубы, и ткнул меня под ребра. – Не-a, перед тем как я покажусь Ксандре, мне надо выпить. Пошли, Поттер. Не хочешь, что ли, чтоб чуток попустило? После такого-то? 22 Возле заброшенного общественного центра под луной серебром поблескивали горки на детской площадке. Мы сели на бортик фонтана, свесив ноги в его засохшую чашу, и передавали друг другу бутылку до тех пор, пока не потеряли счет времени. – Никогда такого раньше не видел, – сказал я, вытирая рот тыльной стороной ладони. Звезды слегка подергивались. Борис, опершись на отставленные назад руки, запрокинув голову, пел себе под нос по-польски. – Обосраться со страху можно, – сказал я, – от папаши твоего. – Ага, – бодро подтвердил Борис, вытирая губы о плечо окровавленной рубашки. – Он и убивал. Однажды на шахте забил человека до смерти. – Да не ври. – Нет, это правда. Это в Новой Гвинее было. Он попытался выставить все так, будто на человека сверху камни попадали и его убило, но нам все равно сразу после этого пришлось уехать. Я это обдумал. – Отец твой не очень, гм, крепкий, – сказал я, – ну, то есть не понимаю, как… – Не-е, да не кулаками. Этим, как его… – он изобразил резкие удары, – разводным ключом. Я молчал. В том, как Борис с силой припечатывал воздух воображаемым разводным ключом, было что-то такое, похожее на правду. Борис заворочался рядом, прикуривая – дымно выдохнул. – Хочешь? – он отдал сигарету мне, себе прикурил новую, потрогал челюсть костяшками пальцев. – Ай, – сказал он, подвигав ей. – Больно? Он сонно рассмеялся и стукнул меня по плечу: – А ты как думал, придурок? И вот нас уже снова трясет от хохота, и мы ползаем на четвереньках по щебенке. Я был пьяный, а в голове – высь, холод и до странного ясно. Потом, все в пыли после катания и валяния по земле, мы, пошатываясь, шли домой почти в кромешной темноте, вокруг нас встают великанами ряды заброшенных домов и пустынная ночь, высоко над нами – яркие сколы звезд, за нами семенит Попчик, а мы качаемся из стороны в сторону и хохочем так, что горло снова сводит рвотными позывами и мы еле удерживаемся, чтоб не наблевать у дороги. Борис что было сил горланил все ту же песенку: А-а-а, а-а-а, byly sobie kotki dwa. A-a-a, kotki dwa, szarobure… Я пнул его: – По-английски! – Давай, я тебя научу. А-а-а, а-а-а… – Расскажи, что это значит. – Ладно, расскажу. “Жили-были два котенка, – пропел Борис, – серо-бурых два котенка… А-а-а-а… ” – Два котенка? Он попытался мне врезать и чуть не упал. – Да заткнись! Щас будет самая классная часть. – Вытерев рот ладонью, он запрокинул голову и запел: Спи, мой милый, С неба дам тебе звезду, Все-все детки спят, И плохие детки спят, Все спят дети, Только ты не спишь, А-а-а-а… Жили-были два котенка… Когда мы добрались до моего дома – адски шумя и цыкая друг на друга, оказалось, что в гараже пусто и дома никого нет. – Слава богу, – пылко воскликнул Борис и, повалившись на бетонную дорожку, пал ниц перед Господом. Я ухватил его за воротник: – Вставай! В доме, при свете лицо у него было жутким: везде кровь, глаз заплыл до блестящей щелочки. – Подожди, – сказал я, уронил его на ковер в центре комнаты, а сам поковылял в ванную – поискать, чем бы намазать его рану. Но там были только шампунь и флакончик зеленых духов, которые Ксандра выиграла в какой-то лотерее в “Уинне”. Пьяно припоминая какие-то мамины слова про то, что духи, мол, это антисептик в пшиках, я вернулся в гостиную, где Борис пластом лежал на ковре, а Поппер взволнованно обнюхивал его окровавленную рубашку. – Так, – сказал я, отталкивая собаку, промокая кровавое пятно у него на лбу мокрой тряпкой, – лежи смирно. Борис дернулся, прорычал: – Ты чего, блин, делаешь? – Заткнись ты, – сказал я, убирая волосы у него с глаз. |