Книга 16 наслаждений, страница 4 – Роберт Хелленга

– И…?

– И отец повернул назад, поплыл обратно к лодке, а через пятнадцать минут нас подобрала береговая охрана, и единственное, что сказал отец, было: «Никогда не рассказывай об этом маме».

– Ты ей рассказала?

– Я еще никому никогда об этом не рассказывала. Ни единого слова.

– А она что-нибудь узнала?

– Не думаю. Отец заплатил береговой охране, чтобы те никуда не заявляли, и еще он заплатил кому-то, чтобы спасти лодку. Он сделал глупость и предпочитал, чтобы никто об этом не узнал.

Иоланда похлопала Рут по коленке.

– Это здорово, Рути. Правда.

– Потом я часто думала, что должна была поплыть за ним, даже если бы не смогла догнать, – он действительно был сильным пловцом, – но я просто позволила ему уплыть. Я жутко испугалась. Я только видела, как его рыжеволосая голова, будто буй, сорвавшийся с якоря, уплывала все дальше и дальше, а потом я совсем потеряла его из виду до тех пор, пока он почти не вернулся к лодке. Вот почему я никому не рассказывала об этом и поэтому я не хотела, чтобы кто-нибудь узнал.

– И с тех пор ты была послушной девочкой? Не пререкалась с мамой? Не баловалась сама с собой? – Иоланда наклонилась и по-сестрински поцеловала ее в щечку.

– Нет, ничего такого. Ты ведь знаешь меня. Ну, теперь твоя очередь, – сказала Рут.

– Моя история совсем банальна по сравнению с твоей. В ней нет ничего такого. Она ничего не стоит.

– Нет, неправда, Иоло. Ты не можешь сама судить о своих записях. Филипп постоянно нам говорил об этом. Ты не в состоянии сама реально оценить то, что пишешь. Вот поэтому тебе нужен читатель, аудитория. «Любое произведение искусства нуждается в получателе».

Потребовалось немало усилий, чтобы убедить Иоланду прочесть то, что она написала, однако в конце концов Рут удалось одержать верх. Иоланда открыла свою записную книжку, но она не смотрела в нее. Она смотрела в окно и просто рассказывала.

– Однажды, когда я пришла домой из школы и открыла холодильник, чтобы достать стакан молока, оттуда вдруг выпрыгнула крыса.

– Ты шутишь?!

– Моя мама просто чуть не умерла. Она стояла на пороге, вся разодетая, чтобы пойти в клуб. Ты бы видела ее лицо. Вот она стоит в розовом костюме из чесучи, а эта крыса выскакивает из холодильника и бежит прямо в кладовку.

– О господи! – воскликнула Рут.

– Мама простояла так секунд тридцать, а потом закрыла дверь в кухню, чтобы крыса не смогла опять пробраться туда, и стала звонить по телефону. Она сказала работнику службы истребления, что беременна и что, если тот не появится в течение получаса, у нее будет выкидыш; и потом, когда он приехал, она заставила его вернуться к машине и поставить грузовик в гараж, поскольку не хотела, чтобы соседи видели, кто к нам приехал! Мой младший брат, Мильтон, спустился узнать, что происходит, и стал кричать: «Крыса, крыса, у нас в доме крыса!». Мама не могла заставить его замолчать, как не могла и заставить нас уйти к Хендерсонам, жившим на улице Бей-роуд. Ей нужно было, чтобы мы не болтались под ногами, но при этом она не хотела, чтобы мы рассказали Хендерсонам, что у нас происходит.

– У крысолова был крысиный датчик, что-то вроде тех металлических детекторов, с которыми на пляже можно увидеть людей с маленькими коробками через плечо. Мы ходили по пятам за ним по всей кухне. Крыса, сказал он, вероятно, прогрызла стену и устроила себе уютное гнездышко под холодильником, а затем прогрызла изоляцию. Кухня, гладильная комната, холл, кладовка, столовая… Эта штука у него в руках стала жужжать в гостиной. «Она за диваном, – сказал он. – Пожалуйста, выйдите из комнаты и закройте двери».

Мама запротестовала: «А что вы собираетесь делать?». – «Собираюсь ее убить». – «Но как?» – «Пожалуйста, миссис Казен, я вынужден попросить вас покинуть комнату». – «Да, конечно».

Мы забрали с собой Мильтона и вышли из комнаты, закрыв за собой раздвижные двери. Мы слышали, как он двигал мебель в комнате. Затем выстрел. И еще один. У меня мурашки побежали по телу.

Мама обливалась потом. Это был первый и последний раз, когда я видела, как она действительно вспотела.

Когда крысолов вышел в прихожую, он держал крысу в каком-то мешочке. Мильтон хотел посмотреть на нее, но мама не разрешила.

«С вас пятьдесят долларов». – «Пятьдесят долларов? Вы шутите. Это просто грабеж!» – «Послушайте, леди, dы меня вызвали. Вы истерично кричали, что у вас будет выкидыш, если я не приеду в течение получаса. А теперь вы мне говорите, что не хотите платить пятьдесят долларов ~ стандартную плату за такого рода экстренный вызов! Мне надо зарабатывать деньги». – «Неужели? Я думаю, вам лучше поговорить с моим мужем». – «Вы хотите, чтобы я показал ему крысу? Пожалуйста, куда вы хотите, чтобы я ее положил, сюда, на обеденный стол? Или, может быть, обратно за диван? Или на пианино?».

Так что мама достала чековую книжку и заплатила ему, и он забрал крысу и ушел, а на следующий день у нас появился совершенно новый холодильник.

На минуту наступила тишина, слегка неловкая, так как не было понятно, был ли это конец рассказа.

– Ну, вот и все. Конец. Не очень-то интересная история, – продолжала она, не давая Рут возможности ответить. – Она действительно глупая. Я не знаю, почему я ее вспомнила. Ну, была крыса, и мужчина ее пристрелил. Ну и что? Чего-то не хватает. Но я не знаю, чего именно. Я имею в виду – в чем конфликт?

– А мне очень понравилось. Твоя мать сначала бьется в истерике от крысы, а затем не хочет платить. Господи, я знаю таких людей.

– И я тоже, – свою мать.

– Может быть, тебе надо было больше расписать тему ее беспокойства о том, что соседи могли увидеть грузовик. Под социологическим углом. А кстати, соседи узнали?

– Да, Мильтон всем рассказал. Все его друзья пришли посмотреть на отверстия от пуль. Одно из них мы заштукатурили, а второе до сих пор еще там, в лепнине на стене.

– А кто-нибудь что-нибудь сказал?

– О да. Об этом все говорили, но ничего особенного. На самом деле у каждого есть своя крысиная история. Может быть, это интересная тема. Абсолютно все, кому бы отец ни поведал эту крысиную историю, в ответ рассказывали свои крысиные истории. Эти ветхие дома у воды… ничего не поделаешь.

– Это, наверное, то же самое, как у каждого есть свои тайные фантазии.

– Я хотела еще также написать о Филиппе. Но каждый раз, когда я пишу о сексе, получается какая-то ерунда. Знаешь, я никогда не делала это по-собачьи с Тедди. Мы пробовали многое, только не это. Но когда пытаешься об этом написать, выходит ужасно глупо. Когда ты занимаешься этим, тебе это кажется таким значительным, чисто физически, ну и мысленно тоже, нарушение табу, ты понимаешь, о чем я? Но об этом трудно писать. Нет подходящих слов, ну ты знаешь, что я имею в виду. Я имею в виду, что даже слово пенис звучит глупо. Все эти слова такие дурацкие: член, хрен, сосиска, шланг. Ими невозможно сказать правду.