Книга Шкатулка воспоминаний, страница 61 – Аллен Курцвейл

– Я не твой Херувимчик!!! – сказал Клод.

Он разозлился не из-за упрека в плохих манерах, а из-за того, что на его идеи не обращают внимания. Юноша давно хотел рассказать о своей беде и все-таки, сделав это, изумился.

– Исследования звуков – это единственное, что у меня есть! Остальное, кроме тебя, – добавил Клод, – ничего не стоит.

Александра оценила последнюю фразу. Она почувствовала волнение Клода и постаралась утешить:

– Пойдем отсюда, давай будем вместе проводить исследования, только в интимной обстановке! Я уверена, мы сможем воспроизвести не менее интересные звуки и сами! – Она вытянула из-под платья маленький колокольчик, зажатый между ее грудями, и дважды позвонила.

Они вернулись в ее спальню и разыграли – Клод неохотно, Александра ревностно – историю влюбленной аббатисы. Оба строго придерживались сюжета, за одним упущением: аббатиса сбрасывала свое одеяние, а мадам Хугон – нет. Они занимались любовью три раза в ту ночь, но это была механическая любовь. Не та плавная и изящная механика, каковой Клод ее видел, – их движения скорее походили на тугие фрикции, заставлявшие двигаться его ранние ожившие картинки. После суматошной возни, каждый раз, когда Александра приближалась к высшей точке наслаждения, она начинала бормотать ласкательные прозвища, которые так не нравились Клоду: «Мой маленький крестьянский мальчик, мой Херувимчик!»

Сексуальные контакты всегда проясняли сознание Клода. Минуты после жарких объятий дарили ему необыкновенную ясность и силу мысли, способность поднять вопросы, о которых в остальное время он предпочитал молчать. Поэтому, когда все закончилось, Клод сказал:

– Мне не нравятся прозвища, которыми ты меня называешь.

– Прости, мой маленький.

– Если тебе так уж хочется называть меня уменьшительными именами, я бы предпочел, чтобы они были связаны с механикой или с чем-то еще, касающимся моих интересов.

Успокоенная занятиями любовью, Александра приняла предложение. После этого они заговорили нежно, и Клод старался рассказать ей о своих стремлениях:

– Жаль, что ты так и не услышала моей лекции. После нее ты бы ясно представила все, что мне нравится.

– Ты еще хочешь прочитать эту лекцию?

Клод кивнул.

– Тогда ты ее прочитаешь. Я все улажу с твоим учителем.

Немного усилий и крупная сумма денег – вот все, что понадобилось, чтобы дать Клоду возможность проявить себя и рассказать о своих мечтах. Продавец книг справедливо заключил, что, пока любовная связь между патронессой и его учеником угрожает его контролю над Клодом, бросать мадам Хугон вызов – значит, рисковать прибыльным предприятием. Через две недели после обещания Александры все уладить Клод стоял в читальном зале, расставляя инструменты. Он прикатил деревянную «юную леди» в комнату и вложил ей в руки стопку инструкций, горшки с неизвестной жидкостью, кусочки проволоки и стекла, а также механизм с загадочными функциями. На ее остов Клод повесил шарманку, одолженную у уличного музыканта.

Плюмо, как обычно, прибыл раньше остальных гостей и смог употребить не меньше трех стаканов неразбавленного бренди перед тем, как Ливре заказал крепленого вина, «раскрепощенного» водой. Журналист сказал Клоду, что с радостью будет задавать нужные вопросы в нужное время, однако юноша отказался от этой услуги.

Граф Корбрейский, богатый аристократ с непонятными научными воззрениями, прибыл сразу после господина Куртюа, немца и владельца паноптикума. Куртюа все время жаловался. Вот уже в третий раз за месяц один из посетителей проносил раскаленную кочергу и прижигал ею гениталии Людовика XVI.

– Вокруг политики поднялась какая-то суматоха, – сказал немец. – Это не предвещает ничего хорошего для королевства. Плохо, конечно, когда фигуру графа Жана-Батиста д'Эстена протыкают вилкой, но это!.. Это просто ужасно!!!

– Да, политика! – подхватил Плюмо. – Политика везде!

Куртюа продолжал говорить об уязвимости королевы:

– На ее грудь нападали уже дважды! Я вынужден приставить к ней охранника.

Граф, будучи бескорыстным роялистом, выразил крайнее негодование по этому поводу и посочувствовал отчаянному положению владельца паноптикума. Впрочем, его раздражало и кое-что другое. По дороге граф заметил, что одна из его собак прогрызла поля любимой шляпы.

Пьеро незаметно прокрался в магазин за Александрой, которая в этот раз пришла без эскорта. Все собрались, и Ливре призвал собравшихся к порядку. Он произнес равнодушную вступительную речь, которая заканчивалась такими словами: «Этот молодой человек пытает счастья в области, где у него никогда не было учителя. Прошу вас отнестись к нему с добротой, если не с уважением».

Клод встал и начал давно откладываемую лекцию о механическом воспроизведении звука.

– Насколько многим из вас известно, звуки, которые мы воспринимаем, могут быть воспроизведены различными способами. От столкновения, – тут он подошел к Александре и позвонил в колокольчик, висевший на ее шее, – или благодаря прохождению воздуха, – Плюмо издал громкий отвратительный звук, который остался бы неоцененным, если бы его не произвела на свет флейта, – или еще многими другими способами.

После вступительного слова Клод обрисовал в общих чертах свою необычную теорию об акустике, вспоминая Ньютона и Швицерса, Ойлера и Бернулли.

– Я особенно ценю работу Бернулли о согласных звуках и его размышления о клавесине. – Юноша продолжал говорить об уравнениях движения, о «De Motu Vibratotio» [81] и «Dissertatio Physica de Sono», [82] пока наконец не почувствовал, что публика забеспокоилась.

Он помолчал.

– Все эти работы имеют отношение к исследованию, которое я начал вести очень давно…

– И что же это за исследование? – перебил его Ливре.

– Я смею предполагать, что любой звук можно воспроизвести искусственным путем.

Несколько мгновений гости пытались осмыслить сказанное.

– Любой звук? – Ливре бросал Клоду вызов.

– Да. Я приведу несколько простых примеров. Закройте глаза и представьте себе визг тюленей в королевском саду. – Клод воспроизвел данный звук, потерев мокрым пальцем о стекло, взятое из рук «юной леди». – А теперь мышиный писк. – Он провел по стеклу влажной пробкой. – Или жужжание улья с пчелами. – Он повернул рукоятку шарманки. – Бульканье в горле верблюда. Закройте глаза! – крикнул Клод Александре перед тем, как изобразить звук, переливая жидкость из бутылки.

– А летучую мышь можешь изобразить? – спросил Пьеро. Клод едва подавил улыбку.

– Конечно, могу.

Он повернул деревянные болты трансформированного ручного пресса.