Книга Болваны, страница 62 – Александр Галкин

- Хорошо! Хорошо!.. - одобрил Василь Васильич, чтобы хоть что-нибудь сказать. - Ты знаешь, 17 января... через неделю... в институт приезжают англичане... по обмену?.. На студенческие каникулы. Ты ведь бывал в общежитии на "Юго-западной"?

- Нет!

- Ну-у... Как это? Надо заглянуть! Сможешь?

- Наверно, смогу... Там живут литовки из нашей группы.

- Вот! Замечательно! Поговоришь, пообщаешься с литовками, а потом как бы невзначай заглянешь на пятый этаж. Там поселят англичан. Если я попрошу тебя познакомиться... с ними... Ну не со всеми... с некоторыми... получится у тебя? Сможешь помочь?

- Я английский как-то... не знаю толком... Они меня не поймут... а я - их.

- Поймут... поймут... Они все говорят по-русски... Прилично говорят... Можешь не беспокоиться... Главное войти с ними в контакт. Так как?

- Постараюсь!

- Вот!.. У тебя есть знакомые с именем Василий?

- Нет.

- Если, допустим, я тебе позвоню... и назовусь Василий... для родителей... Сам понимаешь, не стоит по имени-отчеству... родители ничего не заподозрят? Не будут спрашивать, кто такой? Где ты с ним познакомился?

- Ну они же не знают всех моих знакомых!.. - горячо воскликнул Птицын.

- Ладно, - удовлетворенно кивнул Василь Васильич. - Надеюсь, ты понимаешь, что о нашей беседе никому рассказывать не стоит... не следует подводить ни себя, ни меня... Ты же умеешь хранить тайны?

- Разумеется.

Василь Васильич щелкнул ручкой, открыл записную книжку:

- Записываю твой домашний телефон.

Птицын с тяжелым сердцем продиктовал: "375 - 15 - 90". Мучительно искал он выход - и не находил. За три минуты его завербовали в бесплатные осведомители КГБ, попросту - в стукачи. Вот как надо работать!

Вдруг в его сознании высветилась спасительная формула - формула отказа:

- К сожалению, я не смогу быть вам полезным.

Круглое поросячье лицо жирафа вытянулось огурцом. Маленькие свиные глазки ощетинились короткими соломенными ресницами и заморгали. Птицын только сейчас заметил у него веснушки под глазами - когда он густо покраснел. Наверно, в юности, давным-давно, он был светло-рыжим или песочным блондином, неуклюжим увальнем, застенчивым и робким с девушками. Вот почему он пошел в КГБ -- для самоуважения.

- До свиданья! - бросил Птицын и не получил никакого ответа.

Пробираясь к двери, он чувствовал на своей спине тяжелую безмолвную ненависть человека, который мысленно уже составил победную реляцию для начальства и вдруг его с бухты-барахты шмякнули мордой об стол - и кто стукнул? - червь, пигмей, жалкий, тщедушный студентишка, какого он, будь его воля, одним пальцем раздавил!

3.

Ни Виленкина, ни Валеры в предбаннике, слава Богу, не было. Птицын пулей вылетел из парткома. Он перевел дух только за колонной, у мужского туалета. Из него вразвалку вышел Кукес. Птицын страшно ему обрадовался. Как всегда, теплая и мягкая, как подушка, ладонь Кукеса настраивала на мирный лад. Бури и страсти мира, казалось, для нее не существуют. Кукес пребывал в хорошем настроении: он только что пересдал старославянский - с двойки на четверку. Это радостное событие он увенчал актом грубого вандализма: спустил в сортир Ксюшины конспекты по старославянскому.

Кукес встретил Птицына коротким смешком:

- Тебе не попался навстречу Страхов?

Птицын мотнул головой.

- В коридоре была хорошая сцена... сейчас только... Страхов шел навстречу Виленкину... Ты, по-моему, никак не врубишься... Ну, Страхов... старичок такой... дряхлый... с тремя волосинками на лысине... по советской литературе... профессор... Ну, помнишь, он еще говорил об англичанах, что те, мол, квакают?.. Язык у них, как у лягушек: ква-ква... Вспомнил? Идет он по коридору второго этажа, увидел Виленкина и заорал на весь этаж: "Виленкин! Уже выздоровел? Яйца отрезали? Благополучно? После операции молодцом... молодцом!" Виленкин как в сторону шмыг - и бежать по лестнице вниз. А Страхов идет дальше как ни в чем не бывало и бормочет себе под нос песню: "Три танкиста, три веселых друга..." В глубоком маразме старичок... Я обхохотался!..

Птицыну было не до этого. Он даже не улыбнулся. Они вошли в парк Мандельштама, перешли обледенелый мостик. Светило солнце. День обещал быть погожим. Птицын рассказал Кукесу о плешивом кагэбэшнике, свинье-жирафе. Кукес одобрил его поведение:

- Ты правильно сделал! Молодец! Резко отказался... Если б ты тянул, пытался водить их за нос - тянул резину, короче, они тебя бы с потрохами сожрали. И все равно, рано или поздно, ты бы стал на них работать. А так нет... Нахов, я помню, как-то мне говорил, что они тобой интересовались...

- Кто они?

- Они - люди из Первого отдела.

- И что дальше?

- Нахов сказал, что абсолютно тебя не знает... Знает, что ты очень увлечен литературой... Они, я так думаю, искали одиночку!..

- А что, - перебил Птицын, - Нахов их? Они его завербовали? Ты об этом знал?

- О чем?

- Ну, что он стукач?

- Знал! - кивнул Кукес. - Он занимался фарцой, покупал на Белорусском джинсы у поляков... с поезда, а потом продавал их нашим... по другим ценам... Выгодный бизнес! Его застукали, сутки отсидел в милиции, грозились выгнать из института, отправить в армию, предложили на них поработать - ну, он согласился с радостью...

- А Виленкин тоже на них работает?

- Скорей всего! - подтвердил Кукес. - Вот я думаю, почему Дзержинский? Знаешь, он же поляк!

- Ну и что из этого?

- Он в дружине... за пельменями... я слышал, говорил нескольким людям, что Лех Валенса - хороший мужик.

- Это которого по телевизору ругают последними словами? Что он предал интересы рабочего класса?

- Ну да... Он организовал "Солидарность"...

- Чёрт с ним, с Дзержинским... Он, по крайней мере, не стукач. А Бень тоже стучит?

- Не думаю... Не уверен... Не похоже на него... - покачал головой Кукес и уселся на спинку скамейки. Он достал сигарету, с блаженным видом затянулся.

- Как же! Одна шайка-лейка! Все они одним миром мазаны, - с горечью констатировал Птицын. - Отовсюду торчат уши жирафа... ослиные уши... со свиной харей! Подлая контора! Мерзкая жизнь!..

Птицын устроился на скамейке рядом с Кукесом.

- Глубокая философия! - иронически подтвердил Кукес. - Крепко ты их... Целый паноптикум соорудил...

- Кстати, знаешь новость? - продолжал Кукес. - Бень больше не Бень.

- А кто?

- Архангельский! Правда, звучная фамилия?!

- Каким же образом? - удивился Птицын.

- Обыкновенная история. Женился на Маше Архангельской. Такая кудрявая толстушка из второй группы. Говорят, она беременна. А Жора Бень, то есть, я хочу сказать, Архангельский, - честный человек.