Книга Болваны, страница 9 – Александр Галкин

- Что читаешь? - поинтересовался Голицын.

- "Гертруду".

- Стайн?

- Нет, Гессе!

Гарик опять рассмеялся.

- Приятно, черт возьми, быть интеллектуалом! Это разнообразит жизнь. И еще чуть-чуть щекочет нервы... Согласись, забавно тешить себя иллюзией, что быдло тебя не понимает...

Длинные острые пальцы Голицына взлетели в воздух, и Миша заметил обручальное кольцо.

- Кого ты осчастливил, если не секрет? - с легким удивлением Миша кивнул на кольцо у Голицына.

- Почему же секрет?.. Цилю Гершкович. Вернее, это она меня осчастливила!

- А как же Лянечка? - не слишком тактично ляпнул Миша.

- Это ее личные трудности, - сурово отрезал Голицын.

- Циля... это такая курчавая брюнетка из второй группы? - задумчиво поинтересовался Миша.

- Совершенно справедливо.

- А "Циля"... полное имя какое?

- Цецилия!

- Да... Красивое... - Миша опять замялся. - Можно нескромный вопрос?

- Сделай одолжение!

- Ты всегда гордился своими дворянскими предками... Их белогвардейским прошлым... "Белая кость" - твое выражение... "Чистота крови"... и прочее...

- Ну и что из этого следует?! Да, мой прадед был штабс-капитаном в освободительной армии Деникина... Я рассказывал?

- Не помню...

- Он вместе с Лавром Георгиевичем Корниловым участвовал в знаменитом ледовом походе. Был близок с Калединым... Благороднейший человек!

- Каледин?

- Каледин. Каледин.

- По-моему, он перестрелял уйму красных?

- И правильно сделал! Туда им и дорога! Мало перестрелял! Во время Донской кампании он первым заявил, что положение безнадежно. Ему никто не поверил, а он: "Господа, говорите короче. От болтовни погибла Россия!" - вышел на минуту из комнаты, и пулю в лоб. Прадед хоронил его. Нес гроб...

- И что, он эмигрировал... твой прадед?

- Ка-кое там!.. Буденновцы расшлепали под Житомиром. Скоты! Вообще, о роде Голицыных можно рассказывать и рассказывать...Один Голицын поил кучеров шампанским. Разжигал сотенными купюрами трубки для гостей... Между прочим, был страстным игроком! Однажды проиграл жену - представляешь? - графу Льву Кирилловичу Разумовскому. Тот в нее до безумия влюбился.

- Как это можно? - удивился Миша.

- Мне иногда хотелось бы пожить в XIX веке... Люди были забавные... Кстати, после этого проигрыша Голицына развелась с мужем и вышла замуж за Разумовского. Он ее будто бы боготворил. Даже несмотря на то, что она вывезла из Парижа триста платьев... На его счет, разумеется... Самые модные туалеты... А другой Голицын, князь... тоже карточный игрок... выиграл в Париже миллион франков, тут же все спустил... в той же игре... Женился на Всеволожской. Сразу после венчания забрал у нее портфель с половиной ее состояния... Богатая была женщина! И сразу же развелся - так они условились: титул взамен на деньги! Сделка века! В этом есть какой-то шик, как ты полагаешь?

Миша с сомнением покачал головой:

- Любопытные легенды! Это семейные предания? - ядовито переспросил он Голицына.

- Из разных источников, - с легкой досадой отмахнулся Голицын, бросил сигарету и после паузы добавил, чуть поморщившись: - Один был только Голицын - выродок... Шутом подвизался у Анны Иоанновны, квас ей подносил. Она его обвенчала с калмычкой-шутихой... Ну, знаешь, наверно, эту историю? Из Лажечникова! Исторический роман. Анна Иоанновна приказала построить ради этой церемонии... смеха ради... ледовый городок на Неве...

- Знаменитые у тебя родственники... Ничего не скажешь... И все-таки я так и не спросил... - Миша тоже сделал торжественную паузу. - Все эти твои родственники-аристократы Голицыны, как ты думаешь, одобрили бы твой брак на еврейке?

- Видишь ли, mon cher... - Гарик помрачнел, его усы ощетинились. - В своих поступках я не отдаю отчет никому: ни папочке, ни мамочке, ни опочившему в бозе предку... Однако мы с тобой что-то заболтались... Ты не хочешь почтить своим присутствием почтенную старушку Кикину, а?

4.

Птицын нашел Кукеса в сортире.

- Категорический понос! Третий день мучаюсь, - поведал Кукес, вытирая платком мокрые руки. - Душа не принимает портвеша!

- Стихи! - отметил Птицын и переспросил: - А что за портвейн?

- Отечественный. 33-й номер. Граната такая, знаешь? Ну, стекло толстое-толстое...

- А-а... видел! Зачем ты его пил?

- Витя Бодридзе с Гариком Ивкиным принесли. И еще водки... Ёрш страшный... Я водку спокойно переношу... Но вместе с портвешом!..

- Вы в "Мытищах" пили?

- Ну да! Что за вопрос?

- А Ксюша?

Кукес и Птицын вышли из туалета.

- Она старославянский зубрила. У себя на Алабяна. Я тоже за него взялся... Скука! Через силу... читаю... Ксюше обещал... Приходят эти чувачки... Ну, раздавили два пузыря... А потом пошли в общежитие текстильного техникума... по бабам. Три какие-то бабы с раскрашенными рожами... С трудом припоминаю... У меня голова разболелась... Витя и Гарик натянули презервативы, и давай работать на двух кроватях... А я уснул...

- Где, прямо там?

- На кровати у какой-то Кати... по-моему, Кати... Да... У нее глаза добрые-предобрые... Как у коровы... Она лежала со мной рядом, свернулась клубком... Баба дородная... И ляжки у нее могучие... Она бедром ко мне льнет... И все гладит меня по головке... А я к спинке кровати прислонился и уснул!

- Не оправдал, значит, надежд?

- Нет, не оправдал!

Они вошли в пельменную, взяли по порции. Оба помрачнели и, уйдя в свои мысли, молча жевали пельмени.

Птицын сразу же увидел Верстовскую: она по-кошачьи мягко проскользнула между тесно стоящими столиками и встала в очередь.

- Слушай! - прохрипел Птицын. - Что, если нам еще взять по полпорции?.. Я что-то не наелся!..

Он вскочил. Не дожидаясь ответа Кукеса, кинулся к очереди, на ходу доставая из кармана кошелек.

Птицын встал вслед за Верстовской вплотную. Его лицо почти уткнулось в копну ее волос. Он заново вспомнил и с наслаждением ощутил их горьковатый запах. Так пахнет полынь. Тогда на картошке, после общей пьянки, когда все разбрелись по кустам и по углам, он медленно вынимал из ее волос шпильку за шпилькой - и туго стянутый на затылке пучок волнистыми прядями рассыпался по плечам. Ему сделалось сладко от близости ее теплого, крепкого тела. А ее губы были быстрыми и подвижными, как ртуть. "Ты, оказывается, и целоваться-то не умеешь", - с милой усмешкой заметила она.

Верстовская не оглянулась, не поглядела на Птицына. Она слегка запрокинула голову и покачала ею из стороны в сторону, так что ее пепельные волосы прошелестели по его лицу, как струи дождя по пыльному стеклу.