Онлайн книга «Бог Мелочей»
|
5) и т. д. И тогда в головах у одной двуяйцовой парочки, сидящей среди публики в кинотеатре «Абхилаш», возникли некоторые вопросы, требующие ответа, как-то: а) А трясет ли ногой капитан фон Трапп? Нет, не трясет. б) А выдувает ли капитан фон Трапп слюну пузырями? Да или нет? Нет, никоим образом. в) А гогочет ли он? И не думает. Ах, капитан фон Трапп, капитан фон Трапп, смогли бы вы полюбить малыша с апельсином в руке, сидящего в полном запахов зале? Он только что держал в руке су-су Апельсиново-Лимонного Газировщика, но все-таки смогли бы вы его полюбить? А его сестричку-двойняшку? С задранными коленками, фонтанчиком и «токийской любовью»? Смогли бы вы полюбить ее тоже? У капитана фон Траппа имелись кое-какие встречные вопросы. а) А какие они дети? Чистенькие? Беленькие? Нет. (А вот Софи-моль – да.) б) А выдувают ли они слюну пузырями? Да. (А вот Софи-моль – нет.) в) А трясут ли они ногами? Как канцеляристы? Да. (А вот Софи-моль – нет.) г) А держали ли они в руке, вместе или поодиночке, су-су чужого человека? Н… ннда. (А вот Софи-моль – нет.) – В таком случае извините, – сказал капитан фон Трапп. – Об этом не мо жет быть и речи. Я не могу их любить. Я не могу быть их Баба. Нет-нет. Капитан фон Трапп не смог бы. Эста уронил голову на колени. – В чем дело? – спросила Амму. – Если ты опять решил кукситься, поедешь домой. Сядь прямо, пожалуйста. И смотри. Для этого тебя сюда привели. Допивай. Смотри фильм. Сколько бедных, которым не на что. Везет богатенькому. Ни забот ни хлопот. Эста сел прямо и стал смотреть. Живот подступил к горлу. Вздымающееся, кренящееся, тинисто-зеленое, набухающе-водное, морское, плывущее, бездонно-тяжелодонное ощущение. – Амму, – позвал он. – Ну ЧТО еще? – Шипящее, хлещущее ЧТО. – Мне рвотно, – сказал Эста. – Просто подташнивает или хочется? – Голос Амму стал озабоченным. – Не знаю. – Давай выйдем, попробуешь, – сказала Амму. – Тебе полегчает. – Давай, – сказал Эста. Давай? Давай. – Куда это вы? – поинтересовалась Крошка-кочамма. – Эста попробует облегчить желудок, – объяснила Амму. – Куда это вы? – спросила Рахель. – Мне рвотно, – сказал Эста. – Можно я выйду посмотрю? – Нет, – сказала Амму. Опять мимо Публики (ноги ктовправоктовлево). Тогда – чтобы петь. Теперь – чтобы попробовать облегчить желудок. На выход через ВЫХОД. За дверью, в мраморном фойе, Апельсиново-Лимонный Газировщик ел конфету. Она ходила по его щеке желваком. Он издавал мягкие сосущие звуки, как вытекающая из умывальника вода. На прилавке валялась зеленая обертка с надписью «Парри». [37] Он мог есть конфеты бесплатно. У него было несколько тускло-прозрачных емкостей с разными конфетами. Он вытирал мраморный прилавок тряпкой грязного цвета, которую держал волосатой, опоясанной часами рукой. Когда он увидел светящуюся женщину с полированными плечами, ведущую за руку мальчика, по его лицу пробежала тень. Потом он улыбнулся своей клавишной улыбкой. – На выход, так рано? – спросил он. У Эсты уже началась отрыжка. Амму ввела его, как слепого, в ЕЕ умывальную комнату Яруса Принцессы. Он повис в воздухе, стиснутый между нечистым умывальником и телом Амму. С болтающимися ногами. На умывальнике имелись железные краны и ржавые пятна. Еще там была коричневая паутинная сеть тоненьких трещин, похожая на карту большого, замысловатого города. Эсту сотрясали спазмы, но наружу ничего не выходило. Только мысли. Они выплывали из него и вплывали обратно. Амму не могла их видеть. Они нависали над Умывальным Городом, как дождевые тучи. Но умывальный люд – мужчины, женщины – занимался своими обычными умывальными делами. Взад-вперед сновали умывальные машины и умывальные автобусы. Умывальная Жизнь продолжалась. – Нет? – спросила Амму. – Нет, – ответил Эста. Нет? Нет. – Тогда умой лицо, – сказала Амму. – От воды всегда лучше. Умой лицо, а потом пойдешь выпьешь лимонной газировки. Эста умыл лицо, и руки, и лицо, и руки. Его ресницы намокли и слиплись. Апельсиново-Лимонный Газировщик сложил зеленую конфетную обертку и пригладил сгиб остроконечным ногтем большого пальца. Потом прихлопнул муху свернутым в трубку журналом. Аккуратно смахнул ее с прилавка на пол. Там она лежала на спинке и дрыгала слабенькими ножками. – Милый какой, – сказал он Амму. – Поет – заслушаешься. – Мой сын, – сказала Амму. – Правда? – удивился Апельсиново-Лимонный Газировщик и уставился на Амму зубами. – Уже? Вы такая молоденькая! – Ему что-то нехорошо, – сказала Амму. – Я думаю, от холодного питья полегчает. – Конечно, – сказал Газировщик. – Конечно-конечно. Апельсинлимон? Лимонапельсин? Страшные, мерзостные слова. – Спасибо, мне не хочется. – Эста поглядел на Амму. Тинисто-зеленый, плывущий, бездонно-тяжелодонный. – А вам? – обратился к Амму Апельсиново-Лимонный Газировщик. – Кокаколафанта? Мороженое? Розовое молоко? – Нет. Мне ничего. Спасибо, – сказала Амму. Светящаяся женщина с упругими ямочками. – Вот, – сказал Газировщик, протягивая горсть конфет, как щедрая стюардесса. – Пусть ваш маленький мон полакомится. – Спасибо, мне не хочется, – сказал Эста, глядя на Амму. – Возьми, Эста, – сказала Амму. – Не обижай. Эста взял. – Скажи Спасибо, – сказала Амму. – Спасибо, – сказал Эста. (За конфеты, за белый яичный белок.) – Не стоит благодарности, – сказал Апельсиново-Лимонный Газировщик по-английски. – Да! – сказал он. – Мон говорит, вы из Айеменема? – Да, – ответила Амму. – Я там часто бываю, – сказал Апельсиново-Лимонный Газировщик. – У жены там родня. Я знаю, где ваша фабрика. Райские Соленья, да? Это он мне сказал. Ваш мон. |