Книга Обратная сторона радуги, страница 24 – Мария Евдаева

«Начало положено, теперь можно и на шопинг», – решила я и, развернув карту, принялась за поиски торгового центра, тогда мне вспомнилась любимая шутка Шломо: «Жаль, что у Моисея не было GPS-навигатора». У меня навигатор был, и даже он мешал мне забыть о прошлом.

Выезжая с парковки, я попыталась пропустить вперед белый опель, но мужчина за рулем вдруг замешкался и притормозил.

Я не придала этому большого значения, но уже когда, бросив покупки на заднее сидение, занялась одной наиболее привлекательной коробочкой, с которой ну никак не было сил повременить, вдруг увидела тот же самый Опель на парковке. Могло ли так получиться, что мы случайно все это время ехали в одном направлении? Не исключено, но лучше все-таки соблюдать осторожность. Неужели за мной слежка? Но почему?

Чуть превысив допустимую скорость, я устремилась вперед. А белый Опель упорно продолжал меня преследовать. Даже как-то слишком упорно, либо это был супермен, либо горький дилетант. Я окинула водителя беглым взглядом – лет тридцати пяти, высокий, шатен, есть в этом человеке что-то странно знакомое. Знакомое и почему-то неприятное. Хотя все у него как надо – и бархатный пиджак, и белоснежный свитер, и безотказно действующая на меня пижонистая небритость, а что-то все равно отталкивает. Уж не ему ли звонил странноватый архивариус?

Долго ломать голову мне, однако, не пришлось, тем же вечером несостоявшийся шпион появился в баре гостиницы.

– Мы не могли бы поговорить, мисс?

Мороженое было при мне, значит я вооружена. Отчего бы и не поговорить.

– Разумеется, вам было бы не лишне объясниться. Что означали сегодняшние гонки с преследованиями?

– Мне ужасно стыдно за это. Но я просто обязан узнать, с какой целью вы интересовались Христианом Рейтенбахом?

– Ах, вот оно что! Я журналист, как вам скорее всего уже известно. Собираю информацию о немецких… – я задумалась, подбирая нужное слово, – головорезах. Для одной назидательной передачи. Разве это запрещено?

– Нет, но вы целенаправленно искали именно этого человека.

– Я обязана вам отвечать?

– Вероятно, мне следовало бы сразу представиться. Моя фамилия Рейтенбах, Клаус Рейтенбах.

Так вот кого он мне напоминал, поэтому мне и показалось неприятным его, не стану скрывать, красивое лицо.

И по-английски он говорил с немецким, а не с венгерским акцентом.

От бабушки я унаследовала абсолютный слух и обычно без труда различала акценты, но по всей вероятности передо мной тоже стоял обладатель неплохого слуха, добившийся безупречного английского звучания. Повстречай я его при других обстоятельствах, наверное, приняла бы за лорда.

Стало быть, семейный бизнес процветает, даже в Венгрии филиал есть, которым этот денди и управляет, а родственник – нацистский преступник может здорово ему помешать. Дело, конечно, прошлое, но в конкурентной борьбе любая песчинка способна превратиться в снежный ком. Как бы партнеры из Лондона или Стокгольма нос воротить не начали.

А перспективы на ближайшие дни отнюдь не радужные, этот немец точно не даст спокойной жизни, так и будет оберегать честь семьи, пока не выпроводит меня восвояси. Ладно, посмотрим, чья возьмет.

Я подарила ему самую обаятельную улыбку телеведущей, пусть окружающие считают, что мы очень мило поболтали о разных пустяках.

– Мне пора. Приятного вечера, Herr.

Я стояла на смотровой площадке горы Геллерт, направив камеру на мост через Дунай. Целый день я изучала город в надежде вырвать из него хоть какой-нибудь интересный сюжет. Карим терпеть не мог любительское видео, однако когда не было выбора, часами просиживал в монтажке, дулся и ворчал, но длинную беспорядочную съёмку всегда превращал в настоящий короткометражный шедевр.

Темнота подбиралась к Будапешту мягко и аккуратно, как Кешет. Я отключила камеру и вместо того, чтобы любоваться открывшемуся виду, задумалась о превратностях судьбы. Вот например, венецианский епископ Геллерт, один из самых почитаемых венграми святых, прибыл по приглашению короля Иштвана для утверждения в Венгрии Христианства и был зверски казнен язычниками – сброшен в Дунай в бочке с гвоздями прямо с этой горы. А ведь мог просто прожить бесславную, но долгую и счастливую жизнь в родной Венеции. Джорджо Сагредо родился в богатой и знатной семье, и что, например, ему стоило… что ему стоило не бить командирскую тойоту, а дать мне возможность сохранить лицо…

Неприятные мысли меж тем развеяло еще менее приятное обстоятельство, Рейтенбах-младший, его имя напрочь стерлось из моей памяти, остановив свой Опель напротив сувенирных палаток, возник передо мной, как черт из табакерки, с идиотской конфетой на палочке в зубах.

– Ехал мимо, увидел знакомую Шевроле и заглянул на огонек.

А ехал, скорее всего, в надежде на более продуктивный разговор, какой, однако, упорный.

– Курить бросаю, – он кивнул на леденец.

Я пожала плечами.

– Делайте, что хотите.

– Вот конфуз, не знаю, как вас как зовут.

– Ирис, а вас как?

– Все еще Клаус, хотя хочется соврать, что меня зовут Ансельм.

– Это было бы очень остроумно, если бы вы за мной ухаживали, – сказала я холодно.

– С удовольствием за вами поухаживаю, – живо отозвался он – ведь вы здесь одна?

– Это еще ни о чем не говорит.

– Это говорит о том, что у нас в этой стране не только общая цель, но и одинаковый багаж.

– Что? – не поняла я.

– Несчастная любовь, хотя это не принципиально. Вы заинтересовались офицером, которому я прихожусь внучатым племянником, я заинтересовался вами, все вполне логично.

– Офицером был мой отец, а ваш родственник просто зверем. А интересуюсь я совсем не им, не льстите своему семейству.

– Другого ответа я и не ждал, но, как ни странно, если мы объединим наши усилия, то поможем друг другу.

Он вдруг задумался и спросил:

– Ирис, ваша фамилия случайно не Боннер?

Кажется, я вздрогнула от этого вопроса, но четко произнесла:

– Моя фамилия Кауфман.

– Тогда, может быть, Боннер – девичья фамилия вашей матери или бабушки?

– С таким аналитическим умом надо в шахматы играть, а не шпионажем заниматься.

– У меня первый разряд.

– А что из себя представляет венгерская защита? – спросила я неожиданно для себя.

– Белая пешка освобождает диагональ для слона, а белый конь прорывается вперед, – не задумываясь, отчеканил он. – У черной стороны в такой позиции мало возможностей выгодно развить игру.

– Так вот у вас их тоже мало. Спокойной ночи.

– Да послушайте же, Ирис, Христиан Рейтенбах не зверь и не чудовище, он несчастный человек, заложник режима. Он не убивал Агнеш Боннер, он был влюблен в нее.