Книга Принцесса из Шанхая, страница 67 – Наталья Солнцева

Сидеть было низко, неудобно, но только гостю. Хозяин с барской небрежностью развалился на подушках, уставившись на сыщика узкими глазками. Тот решительно перешел к делу.

– Вам знакома эта вещица? – Смирнов протянул магу рукавную стрелу.

Огулов взял ее, поднес к свету.

– Разновидность тайного восточного оружия, – с легким акцентом произнес он. – Им кто-то воспользовался?

– А как вы думаете?

Маг сверкнул глазами.

– Проверяете мои способности? – усмехнулся он. – Что ж, ваше право. Стрела, похоже, чистая. То есть крови на ней нет, если вас именно это интересует.

Они замолчали, исподволь изучая друг друга. Первым прервал паузу господин Огулов.

– Я ощущаю присутствие Дракона, – сказал он.

Смирнов вздрогнул от неожиданности.

– Где?

– Здесь… там… – маг повел в воздухе руками. – Везде.

– Что вы имеете в виду? – опешил сыщик.

– Я говорю то, что чувствую, в отличие от вас. Зачем вы пришли?

– Спросить о Драконе…

– Он повсюду.

Всеслав прокашлялся, так по-дурацки он давно не выглядел. Спросил, ужасаясь собственной глупости:

– Может ли женщина… быть Драконом?

– Дракон приходит и уходит, когда ему заблагорассудится. Он может быть прекрасной женщиной или наивным ребенком, дуновением ветра… эхом в лабиринте улиц. Когда он становится человеком – берегитесь! Силы такого человека удесятеряются, он превращается в сверхъестественно чуткое и ловкое существо, хитрое, опасное. Не переходите ему дорогу!

– А если наши пути уже пересеклись?

Огулов долго не разжимал губ, глядел на свечи; красные огоньки отражались в его зрачках.

– Дракон неуловим, – наконец промолвил он. – Детективу не стоит сражаться с Драконом, нужно позволить ему осуществить желаемое.

– Даже если это убийство?

– Если Дракон захочет убить, вы не сможете ему помешать.

Всеслав ничего не понял, и поэтому применил свой излюбленный прием: сменил тему. Раз он не может толком разобраться с Драконом, так хоть удовлетворит любопытство.

– Чем отличается белая магия от черной? – спросил он.

– Ничем.

– Как это? Почему же тогда названия разные?

Маг тихо, едва слышно рассмеялся.

– Все едино, друг мой, враг мой! Все едино…

– Но ведь черная магия приносит вред, – сказал сыщик.

– Абсолютно безвредных действий не существует, – продолжал хихикать Огулов. – Вам не кажется, что мы уже сидели в этой комнате и беседовали о добре и зле? Наш разговор все повторяется, повторяется и повторяется. Он успел мне изрядно надоесть!

Только выбравшись из логова мага, выйдя на улицу, на свежий воздух и яркий солнечный свет, Смирнов опомнился. А ведь и правда, лысая голова мага показалась ему смутно знакомой… что за чертовщина?

* * *

А.Н. Веселкина, которая посылала открытки покойному деду Альбины Эрман, проживала в доме с истертыми каменными лестницами и старым лифтом.

– Опять новую медсестру прислали? – едва открыв дверь, набросилась хозяйка на Еву. – Я же предупреждала, что кроме Зиночки, никого не признаю и уколы себе делать не дам! Так что вы зря пришли, милая девушка. Ну, все равно, проходите, – смилостивилась она. – Чайку попьем, поболтаем. Разговор тоже лечит.

Ева молча проследовала за Веселкиной в кухню, полную старой мебели, старой посуды, цветочных горшков и разных безделушек.

Ада Николаевна всю жизнь проработала корректором в редакциях газет и журналов, она с гордостью показывала гостье подшивки пожелтевших изданий.

– Замуж я так и не вышла, – рассказывала она. – Были женихи, да я одного забраковала из-за пристрастия к выпивке, а другой… сам меня бросил. Поехал на стройку в Сибирь, деньги зарабатывать, так там и остался, – нестойкий товарищ, падкий на женские прелести. Вот я и живу одна-одинешенька. Раньше горевала, что семьи нет, деток, внучат… а теперь все прошло, улеглось. Может, мне на роду написано одной быть. Вы верите в судьбу?

– Конечно, – искренне ответила Ева.

Старушка засуетилась, принялась угощать гостью грушевым вареньем, самодельной наливкой.

– У соседки дача под Мытищами, она меня снабжает ягодами, фруктами, овощами… жалеет. А чего жалеть-то? Сама с сыном-пьяницей мается, вынуждена огород держать, садок обихаживать, иначе не прокормиться им. Он свои деньги пропивает, да еще материны тащит. Жена с дитем от этого алкаша ушла, а родной матери куда деваться? – Ада Николаевна повздыхала, опечалилась. – Жизнь – сложная штука: смолоду все к чему-то стремишься, горишь, рвешься куда-то… а старость пришла, вроде и вспомнить нечего. Оглянешься, а уж смерть на пороге. Мои друзья-подружки почти все умерли, теперь мое место там, среди них. Задержалась я на этом свете! Уже и память отказывает: имена, фамилии, целые прожитые годы будто кто стер, как мел с доски. Ладно, так и быть, доверю вам свое бренное тело, колите! – решилась Веселкина.

Ева призналась, что она не медсестра и пришла по делу. Старушка просияла, ее морщинистое лицо оживилось.

– Неужели, я кому-то понадобилась? Вы меня простите, милая девушка, что я вас за медсестру приняла. Ай-яй-яй! Это все склероз. Вас из редакции прислали?

– Вроде того, – уклончиво сказала Ева. – Я разыскиваю… вашу подругу из Благовещенска, Елизавету.

Ада Николаевна смутилась, с трудом вспоминая, о ком идет речь, постучала согнутым указательным пальцем по лбу. Ее суставы, изуродованные подагрой, выглядели ужасно.

– С памятью беда, – вздохнула она. – Елизавета из Благовещенска, говорите… дай бог, придет в голову, кто такая. Как ее фамилия-то?

– Точно не знаю. Наверное, Ермолаева.

Пауза затягивалась.

– Вы еще открытки посылали ее сводному брату, Филиппу Герцу… лет двадцать пять назад, – подсказала Ева.

– Филиппу? – удивилась старушка. – Не знаю такого.

– Посмотрите на это, – Ева достала из сумочки две открытки с видами на Кремль и протянула их Веселкиной. – Вы писали? Обратный адрес ваш указан.

В глазах той мелькнул проблеск понимания.

– Лиза! Да, я писала ее родственнику… очень давно. Ее уже не было в живых! Я отыскала Герца через… адресный стол, кажется. Но он мне ничего не ответил, тоже умер, должно быть. – Старушка разволновалась. – А зачем вам Елизавета? – вдруг спросила она, подняв красные, слезящиеся глаза на Еву.

– Я собираю сведения о судьбах эмигрантов и их потомков.

– Да… да! Кажется, у Лизы были эмигрантские корни… по отцу. Она не любила упоминать об этом. Тогда было опасно иметь подобную родню и даже… просто знакомых из той среды, – старушка перешла на шепот. – Поэтому все скрывали такое родство. К сожалению, я ничем не смогу вам помочь. Господи… я же совершенно забыла фамилию Лизы! Ермолаева… – Ее лицо приобрело растерянное выражение, щеки порозовели. – Какой кошмар эта старость! Уродство физическое и умственное.