
Онлайн книга «Подружка №44»
На это Фарли резонно заметил: «В Индии на десять пенсов можно прожить хренову тысячу лет». Впервые он узнал о том, что произошло, по возвращении, в аэропорту Хитроу, при попытке получить деньги по карточке. Только Фарли могли понадобиться еще деньги, если в бумажнике уже есть четыреста пятьдесят фунтов. Когда банкомат проглотил его банковскую карту, он решил снять деньги с кредитки. Тут-то его и повязали. Почему копы не проверили аэропорты? Они уверяли, что сделали все как надо и это на французском паспортном контроле прозевали, когда Фарли летел оттуда. Французская сторона хранила гордое молчание. Они оставили без ответа даже письмо, которое Фарли послал электронной почтой с реквизированного у Джерарда компьютера. Разумеется, виноват был и сам Фарли, хотя о прощальном сообщении на моем автоответчике он напрочь забыл, а ключ считал потерянным. Алкоголь и «колеса» действуют на некоторых очень странно. Палатку он действительно бросил, но, поскольку туризм ненавидит, она ему все равно больше не пригодится. Мне было крайне любопытно, зачем он переписал завещание, включив в него меня и Джерарда. Как выяснилось, раз в жизни увидев по телевизору некий политический прогноз, он понял, что в случае смерти его деньги отходят государству для выплаты пособий по безработице. После этого Фарли не успокоился, пока не побывал у нотариуса. Покупать выпивку абсолютно незнакомым людям он не стал бы ни за что. Любил ли он Элис? Как будто бы да, по-своему любил. Спал ли он с нею, что не в пример важней? Как будто бы нет. «Никак не мог выбрать момента, чтобы подступиться», – признался он, тем самым подтверждая, что влюблен действительно был. Обычно с девушками у него таких сложностей не возникало. А вот с опознанием тела прокололся Джерард. Несмотря на весь свой фельдшерский гонор, утопленников ему, верно, видеть не доводилось, тем более трагически погибших друзей. Поэтому Фарли он опознал только по штанам, не взглянув в лицо. Думаю, от человека с аллергией на контактные линзы мы не вправе ожидать большего. Это признание прозвучало в разговоре за чаем в нашей квартире, отныне квартире Фарли, после того, как его нотариус несколько раз произнес слова «мошенничество» и «тюрьма». – Подумайте, какое совпадение, – сказал Джерард. – На трупе были в точности такие же джинсы, что и у Фарли, с красным кантом вдоль шва. Похоже, это оскорбило Фарли сильнее, чем кража у него девушки, квартиры и денег. – Когда ты видел на мне джинсы с красным кантом?! – Они же очень модные. Помнишь, я еще съязвил, а ты сказал, сейчас в таких все ходят. – И когда же? – По-моему, то было первое, что я от тебя услышал, когда мы познакомились в колледже. Я прошелся насчет твоих джинсов, а ты сказал, они очень модные, и еще сказал, что состояние моих джинсов наводит тебя на мысль, не подрался ли я с вояками из клуба владельцев ротвейлеров. – Но это же было пятнадцать лет назад, – сказал Фарли. Джерард пожал плечами: – Таких мелочей я в голове не держу. – Интересно, – вступил я, – кого мы кремировали? Полиция Корнуолла, по-моему, понятия не имеет. – По крайней мере, ничего плохого мы не сделали, – сказал Джерард. Элис стояла передо мной у плоского, темного диска пруда. На ней была шляпка из искусственного меха, элегантное пальто в талию и меховая муфта, должно быть, тоже искусственная. Она была похожа на русскую царевну, такую прелестную, что революционеры не могли найти в себе сил расстрелять ее. В Кенсингтонском дворце один за другим зажигались огни, темнота вокруг нас сгущалась, чернела вода и дорожки парка, снег казался синим. Элис села на скамейку рядом со мной, зябко поежилась. Я желал ее так, как никогда ничего и никого не желал. Мне хотелось послать к черту все – друзей, Лондон, работу – и вдвоем с Элис уехать в какие-нибудь прекрасные чужие края. – Фарли я никогда не любила, – сказала она. – Но жила в его квартире? – Надо же мне было где-то жить. Он мною активно интересовался, и я его использовала. – Ты уезжала с ним на выходные. – Я не говорю, что он был мне неприятен, и мне казалось, я должна как-то отблагодарить его за то, что терпит меня. – Ты с ним… вы хорошо тогда съездили? – Нормально, только он все время меня фотографировал. – Но ты ведь говорила, он классный. Говорила, что он как удачно поставленный светильник, яркий пример человека, победившего собственное тщеславие. – Правда? Наверное, пьяна была. Это было до неловкости похоже на мои собственные оправдания – да, впрочем, на чьи угодно. Мимо нас прошел человек в джинсах, кроссовках и, несмотря на холод, в одном свитерке под пиджаком. – Ходячее оскорбление британского вкуса, – кивнув на него, заметила Элис. Я улыбнулся: – Ну что, надежды нет? У нас с тобою? У меня ведь ничего не переменилось. Я по-прежнему тебя люблю. – Гарри, это уже прошлое. – Эй! Не трогай прошлое, я там живу! – воскликнул я. Она засмеялась, и мне захотелось обнять ее. – То, что ты слышала тогда, я говорил только ради Джерарда, я ничего этого не думал. Ни минуты не думал. – Ты спал с бывшей подружкой Джерарда. Что, и это ради него? Не начинай, я рассержусь, и больше ничего. И потом, я теперь другая. Наверное, продолжать отношения стоит только в том случае, когда с самого начала в них все хорошо на девяносто девять процентов. – У тебя кто-то есть? – спросил я, потому что непременно должен был спросить, хотя и знал ответ. У такой девушки всегда кто-то есть, а если в данный момент нет, то скоро будет. – По-моему, ты не имеешь права на такие вопросы, – без всякого гнева сказала она. – Нет, но я в ответе перед собственным ничтожеством. Теперь Элис не засмеялась. Мы помолчали секунд пять, наблюдая, как на город опускается ночь, по-своему более яркая, чем день. – Ждать принца тебе, возможно, придется долго, – сказал я, чтобы больше не молчать. – Значит, подожду. В пруду плескалась маленькая бурая уточка, похожая на птенца, но не птенец. – Вроде для этого сейчас не время. Я думал, они выводятся весной. – По-моему, это не утенок. – А что же? – Взрослая утка особой породы. – Беда с вами, деревенскими, – вздохнул я. – Небось по тому, как она машет крыльями, ты можешь определить, будет ли весна теплой. – Хватит острить, Гарри, – сказала Элис. Она явно на что-то злилась. – Разве зимой они не улетают на юг, в теплые страны? |