Книга Толстая тетрадь, страница 70 – Агота Кристоф

Вокзал не изменился. Он только стал чище и украшен клумбами цветов — это цветы местные, я не знаю, как они называются и нигде в другом месте их не встречал.

Я вижу автобус, отъезжающий с остановки, в нем немногие прибывшие пассажиры с поезда и рабочие близлежащего завода. Я не сажусь в автобус. Я продолжаю стоять перед вокзалом, передо мной на земле стоит мой чемодан, и я смотрю на аллею каштанов Вокзальной улицы, которая ведет в город.

— Хотите, я понесу ваш чемодан?

Передо мной стоит мальчик лет двенадцати. Он говорит:

— Вы пропустили автобус. Следующий теперь только через полчаса.

Я говорю ему:

— Ничего страшного. Я пойду пешком.

Он говорит:

— У вас тяжелый чемодан.

Он поднимает мой чемодан и продолжает его держать. Я смеюсь:

— Да, тяжелый. Я знаю, ты не сможешь нести его долго. Я занимался этим до тебя.

Мальчик ставит чемодан на место:

— Правда? А когда?

— Когда мне было столько, сколько тебе. Давно.

— А где?

— Здесь. У этого вокзала.

Он говорит:

— Я вполне могу нести этот чемодан.

Я говорю:

— Ладно, только дай мне уйти на десять минут раньше. Я хочу идти один. И не торопись, мне некуда спешить. Я буду ждать тебя в «Черном саду». Если он еще существует.

— Да, он еще существует.

«Черный сад» — это маленький сквер в конце каштановой аллеи, в нем нет ничего черного, кроме чугунной ограды. Я сажусь на скамейку и жду мальчика. Он вскоре появляется, ставит чемодан на скамейку напротив меня и садится перевести дыхание.

Я, зажигая сигарету, спрашиваю:

— Зачем ты делаешь эту работу?

Он говорит:

— Хочу купить себе велосипед. Гоночный велосипед. Вы не дадите мне сигарету?

— Нет, сигарету я тебе не дам. Я сам вот-вот умру из-за сигарет. Ты что, тоже хочешь умереть из-за сигарет?

Он отвечает:

— Умереть от одного или от другого… Все равно ученые говорят…

— Что они говорят, эти ученые?

— Что Земле скоро крышка. И что тут ничего не поделаешь. Слишком поздно.

— Где это ты такое слышал?

— Везде. В школе, и особенно часто по телевизору.

Я бросаю свою сигарету:

— Все равно не получишь сигареты.

Он говорит мне:

— Вы недобрый.

Я говорю:

— Да, я недобрый. Ну и что с того? Есть у вас в городе какая-нибудь гостиница?

— Конечно. Несколько гостиниц. Вы не знаете? А кажется, что вы хорошо знаете город.

Я говорю:

— Когда я здесь жил, здесь не было гостиницы. Ни одной.

Он говорит:

— Тогда, наверно, это было очень давно. На Главной Площади есть совсем новая гостиница. Она называется Гранд Отель, потому что она самая большая.

— Пошли туда.

Перед гостиницей мальчик ставит мой чемодан:

— Я не могу войти в гостиницу. Меня знает горничная. Она скажет моей маме.

— Что скажет? Что ты нес чемодан?

— Да. Моя мама не хочет, чтоб я носил чемоданы.

— Почему?

— Не знаю. Она не хочет, чтоб я этим занимался. Она хочет, чтоб я только учился.

Я спрашиваю:

— Твои родители чем занимаются?

Он говорит:

— У меня нет родителей. Только мать. Отца нет. У меня его никогда не было.

— А мать твоя чем занимается?

— Она работает как раз в этой гостинице. Два раза в день моет пол. Но она хочет, чтобы из меня вышел ученый.

— Какой ученый?

— Этого она не может знать, потому что не знает, какие бывают профессии у ученых. Думаю, она имеет в виду учителя или доктора.

Я говорю:

— Хорошо. Сколько ты берешь за чемодан?

Он говорит:

— Сколько дадите, сударь. Я даю ему две монеты:

— Так хватит?

— Да, сударь.

— Нет, сударь. Совсем не хватит. Не за такие же деньги ты нес этот тяжелый чемодан от самого вокзала!

Он говорит:

— Я беру то, что мне дают, сударь. Я не имею права требовать больше, и потом бывают бедные люди. Иногда я бесплатно ношу чемоданы. Я люблю эту работу. Люблю ждать на вокзале. Люблю смотреть на приехавших людей. Людей из нашего города я всех знаю в лицо. Я люблю смотреть, как приезжают другие люди. Как вы. Вы издалека приехали, правда?

— Да, издалека. Из другой страны.

Я даю ему банкноту и вхожу в гостиницу.

Я выбираю угловую комнату, из которой видна вся площадь, церковь, бакалейный магазин, лавочки, книжный магазин.

Девять часов вечера, на площади пусто. В домах зажглись огни. Опускаются шторы, закрываются ставни, задергиваются занавески, площадь закрывается.

Я устраиваюсь у одного из окон своего номера, смотрю на площадь, на дома до поздней ночи.

В детстве я часто мечтал жить в доме на Главной Площади, в любом доме, но особенно хотелось в синем, где был и теперь еще есть книжный магазин.

Но в этом городе я жил только в лачуге Бабушки, далеко от центра, в самом конце города, почти у границы.

У Бабушки я работал с утра до вечера, как и она. Она кормила меня и давала мне кров, но никогда не давала мне денег. Однако деньги мне были нужны на покупку мыла, зубной пасты, одежды и обуви. Тогда вечером я шел в город, играл на губной гармошке в кафе. Я продавал дрова, которые собирал в лесу, грибы, каштаны. Еще я продавал яйца, которые воровал у Бабушки, и рыбу, которую быстро научился ловить. Еще я оказывал всем разные услуги. Носил записки, письма и посылки, меня не боялись, потому что считали глухонемым.

Вначале я не разговаривал, даже с Бабушкой, но вскоре мне пришлось, чтобы торговаться, называть цифры.

Часто я болтался на Главной Площади. Я смотрел на витрину книжно-канцелярского магазина, на белые листы бумаги, школьные тетради, резинки, карандаши. Все это было для меня слишком дорого.

Чтобы заработать немного денег, я каждый раз, когда получалось, ходил на вокзал ждать пассажиров. Я носил их чемоданы.

Так я смог купить бумагу, карандаш, резинку и толстую тетрадь, в которую я записывал свою первую ложь.

Через несколько месяцев после смерти Бабушки в дом без стука вошли люди. Их было трое, один из них в форме пограничника. Двое других в штатском. Один из них ничего не говорил, только записывал. Он был молодой, почти такой же молодой, как я. У другого были седые волосы. Он меня и расспрашивал.