Онлайн книга «Поцелуй женщины-паука»
|
— Как действовать? — Решительно. Рисковать жизнью. — А-а… — Мы не можем позволить себе думать о том, что кто-то нас любит. Ведь нас любят живыми. Если думать, то можно начать бояться смерти. Не совсем бояться, но… больно, когда из-за того, что ты рискуешь жизнью, страдает другой человек. И чтобы избежать этого, она начала встречаться с другим нашим товарищем… Я продолжу. «Я думала, говорить тебе или нет. Но я достаточно тебя знаю, чтобы понимать — ты бы хотел, чтобы я все рассказала. К счастью, сейчас все хорошо. И мы все надеемся, что наш дом однажды опять станет процветать. Уже ночь, и я думаю, что, может, ты сейчас тоже думаешь обо мне. Обнимаю тебя, Инее». Когда она говорит «дом», она подразумевает страну. — Но я не понял, что ты сказал прошлой ночью о том, что твоя девушка не такая, какой ты ее описал. — Черт! Опять голова закружилась. Оттого, что читал… — Ты, должно быть, очень ослаб… — Меня немного тошнит. — Ложись и закрой глаза. — Проклятье! Мне ведь уже было лучше. — Отдохни, это оттого, что ты напрягал глаза. Закрой их. — М-м, похоже, постепенно отходит… — Тебе не надо было есть. Я же говорил. — Но я проголодался. — Тебе и вчера было хорошо, пока ты не поел, а потом снова стало хуже. Сегодня опять, и в этот раз целую тарелку! Обещай, что завтра не притронешься к еде. — Не говори о еде, меня от этого… — Прости. — Знаешь, я смеялся над твоим болеро, но в этом письме говорится о том же. — Думаешь? — Да… Думаю, я не имею права смеяться над болеро. — Может, это потому, что оно очень трогательное, и ты смеялся… чтобы не заплакать. Во многих болеро поется об этом. Или в танго. — Как там было? В том, которое ты пел? — Какая часть? — Все целиком. — «Дорогая… вновь пишу тебе… ночь приносит тишину, которая помогает мне говорить с тобой, и я думаю, помнишь ли ты грустные наши мечты… об этой странной любви… Моя дорогая… хотя, может быть, мы никогда не увидимся вновь, и нам — такова судьба — суждено жить далеко друг от друга… Клянусь, мое сердце всегда будет принадлежать тебе, мои мысли, вся моя жизнь — навеки твои… так же, как и эта боль… принадлежит… тебе». «Боль» или «страдания» — я точно не помню. Либо одно, либо другое. — Не так уж и плохо. — По-моему, божественно. {5} — Как оно называется? — «Мое письмо» Марио Клавеля. [11] Он из Аргентины. — Правда? А я подумал, что он мексиканец или кубинец. — Я знаю еще много стихов Агустина Лары, [12] почти все. — Мне уже не так плохо, только опять начинаются колики. — Отдохни. — Я сам виноват, не надо было есть. — Если сможешь, не думай о боли, постарайся расслабиться. Когда напрягаешься, становится только хуже… Поговори со мной немного. О чем хочешь… — Вчера вечером я тебе сказал, что та девушка, она из буржуазной семьи. Вообще-то она не моя девушка, не она мне написала. — А от кого же письмо? — Она присоединилась к движению вместе со мной. Но потом решила все бросить и уговаривала меня сделать то же самое. — Почему? — Она слишком любила жизнь, была очень счастлива со мной. Ей хватало наших отношений. Тогда и начались неприятности. Понимаешь, она очень расстраивалась, когда я уезжал на пару дней, а когда приезжал, она все время плакала. Но это еще не все. Она перестала говорить мне, когда звонили мои товарищи, потом даже перестала передавать их письма. И это было последней каплей. — Ты давно ее не видел? — Почти два года. Но я все еще думаю о ней. Если она только не стала такой… кастрирующей мамашей… В общем, не знаю… похоже, нам было суждено расстаться. — Потому что вы слишком друг друга любили? — Похоже еще на одно болеро, Молина. — Слушай, умник, ты разве не знаешь, что в них — правда жизни? За это я их и люблю. — Но что мне в ней нравилось — так это то, что она была очень самостоятельной. У нас были отличные отношения. Она никогда… как бы объяснить? Она не позволяла собой манипулировать… — В смысле? — Черт, Молина, друг… мне опять плохо. — Где болит? — В животе… — Не напрягайся, Валентин, а то будет еще хуже, успокойся. — Да. — Ложись. — Мне просто так грустно, даже не передать. — В чем дело? — Бедняга, ты бы только знал. Он был классным парнем, бедный… — Кто? — Тот, которого они убили. — Но он попал на небеса, это точно… — Если бы я мог в это поверить, это было бы таким утешением — знать, что хорошие люди всегда получают свою награду. Но я не верю в такие вещи. А-а, Молина, сейчас я опять тут тебе устрою — быстрее, позови охранника. — Секунду… я сейчас… — А-а… а-а, все, уже можешь не звать… — Не волнуйся, я найду тебе что-нибудь вытереться. — А-а… а-а-а, так больно, будто взорвусь сейчас… — Расслабься, не сдерживай себя, я потом замою простыню. — Сверни ее в несколько слоев, похоже, там у меня совсем жидко. — Да… конечно, вот так, вот, не волнуйся. Не сдерживайся. Я потом просто отнесу ее в душ. Сегодня же вторник, забыл? — Но это твоя простыня… — Не важно, твою я тоже буду стирать, к счастью, у нас полно мыла. — Спасибо, Молина… Похоже, мне уже лучше… — Не волнуйся. Ты и так уже все здесь загадил. Скажешь, когда закончишь, я помогу тебе вытереться. — Все? — Вроде да… Что-то я замерзаю. — Возьми мое полотенце. С ним хоть как-то согреешься. — Спасибо. — Но сперва перевернись, чтобы я мог тебя вытереть. Если ты и вправду закончил. — Лучше подожди немного… Молина, прости, что смеялся над тобой, когда мы говорили про болеро. — Нашел время обсуждать… — Слушай, похоже, все, но давай я сам вытрусь… если только не начну терять сознание, когда подниму голову. |