Онлайн книга «Антикиллер 5. За своего...»
|
– Это плохо. В смысле, что… Люди-то у меня есть, много людей… и стволы тоже (ну, это Север врет. Стратегия!)… Только я хочу, чтобы все прошло тихо-мирно… А для этого нужно, чтобы честные пацаны, вот как ты, чтобы они подписались за меня, а не за Босого… когда придет время. – Не вопрос! – ревет Колотуха, честный пацан, из глаз-дырок искры летят. – Мы с тобой Север, если что! Я правильно говорю, пацаны? Болик с Леликом тоже ревут. И Круглый ревет. Север накидывает капюшон на голову, садится в «мерс», говорит Шмелю: – Все на мази. Поехали. Так и катаемся по «стрелкам». Кто такой Гуссейн, я так и не понял. Носатый, лощеный, костюм табачного цвета, золотые очки… Он просто расцвел, когда увидел нас. Обнял Севера, по спине похлопал. Как родной отец. – Ай-яй, Север, дорогой! Ай-яй, живой, красивый! Как мне приятно видеть тебя снова, ай-яй! В этом ресторане просторные кабинки с диванами, и телевизор висит в каждой, и девки-официантки все как на подбор, а по центру в главном зале бассейн с подсветкой и пузыри идут. Нам с Муреной и Шмелем поставили бутылку какого-то крутого коньяка, а Север с Гуссейном ушли в другую кабинку. – Он кто? – спросил я. Шмель сделал знак: молчи. Это ресторан Гуссейна, здесь лучше метлой не мести по пустому. Мы с Муреной в два присеста выжрали коньяк, не успели губы вытереть, а тут же прибежала роскошная девочка, принесла новую бутылку, сама разлила нам по бокалам, улыбается: – Еще чего-нибудь желаете? – Желаю! – не выдержал, брякнул я. Она даже не покраснела. Просто улыбнулась мне так приветливо, по-свойски, точь и она бы не прочь тоже, очень даже не прочь, но в другой раз, не сейчас, не сегодня… И ушла. Я таких девчонок раньше только по телевизору видел. – Давай, – говорю, – Мурена, быстрее оприходуем этот пузырь. Хочу, чтобы она опять пришла. Но оприходовать мы не успели, потому что вернулись Север с Гуссейном. Теперь уже сияют оба. Просто не разлей вода. И здесь, похоже, у Севера все на мази. И у нас, значит, тоже на мази… Я тут же представил, как мы с той девчонкой весело проводим время в моем личном люксе в «Аксинье». Шампанское рекой, шелковые простыни, все такое. Мы – короли! Во времена настают! Ночные цикады волнами накатывают, ближе, дальше, опять ближе… точь убаюкивают нас перед «делом». Машины гудят напружно – неподалеку главная улица и площадь какая-то с театром, который на трактор похож. А с другой стороны Дон, только его сейчас не видно, потому как темно. И тихо. Точь у нас в Кульбаках. Место зовется Солянка. Оно вроде как и в центре, но словно не в городе, а в деревне. Домишки хлипкие, улицы темные, фонарей раз-два и обчелся, туалетом воняет… Короче, место захудалое. Если бы кто сказал, что в этой дыре окопался Смотрящий по Тиходонску, я бы не поверил. Но проблема не в этом. Проблема в другом. Все пришли в назначенное время, как договаривались. А Водолаз не пришел. Ждали его минут десять. Телефон не отвечает. Отправили Болика с Леликом прошвырнуться туда-сюда – может, он напутал чего, может, в другом месте стоит… Болик-Лелик вернулись, разводят руками-лопатами. Короче, нет Водолаза. По мне так даже лучше, стремный он какой-то, мне так с самого первоначала показалось. Но Север занервничал, стал челюстями шевелить. – Это плохо. Ясен день, что ничего хорошего. А может, и обойдется?.. Стволы у четверых: Севера, Шмеля, Кащея и Колотухи. У нас с Муреной по финскому ножичку. У Болика и Лелика бейсбольные биты под куртками спрятаны. И цепь со свинцовой тюхой на конце – у Сержанта. – Сержант, где твой гребаный Водолаз? Вы же вместе приходили, вы же дружбаны, так? – Я не знаю… Он у бабы своей ночевал, потом на СТО машину гонял, отзвонился оттуда, радостный такой… ему там обвес поставили новый, голландский… Сказал, вечером заценишь… И все. Сержант ничего не знает. Кащей пожимает плечами, он в полной непонятке. А время идет, вариантов нет, надо делать, что задумали. А вдруг измена? Тогда положат нас всех. Наверное, развернемся да назад поедем… – Пошли, быстро, – скрипнул зубами Север. Ну, ему видней. Значит, измены нет. Ну, или таки нас положат. Солянка… цикады… под ногами камешки хрустят… лужа справа – там луна отражается… Красиво. Калитку снесли со второго удара. – Всем лечь, суки-и! Впереди Шмель с «макаром», туда-сюда стволом, остальные рассыпались по двору, Север взбежал на крыльцо, ногой жахнул – скрип! бац! – дверь улетела, какое-то стекло посыпалось… Охраны нет. Вообще никого. Хорош, Смотрящий без охраны! Не то что город, себя прикрыть не может! На шум выбежал какой-то унылый кекс в майке и тапках. «Уйди, Паяльник!» – страшно зарычал Север. Кекс засуетился, замешкался, Шмель просто в пол его закатал – товарняк на полном ходу! – и дальше пошуровал… Дальше. Комната, коридор… Душный больничный запах, на полках стаканы, посуда тоненько звенит: дз-з-з… Смотрящий, называется! Где этот Смотрящий?! Босой сидел во второй комнате, большой темной комнате, в круге света от торшера, утопленный в глубокое кресло с подушками, справа и слева подушки такие цветастые, деревенские, и под головой подушка, он там как золотой перстень в футляре упакован. Старый, очень старый хмырь. Сидел, будто ждал нас. Хотя… Рэп его знает. Увидел Севера – глаза выкатил желтые, слюну пустил. – Что за гнилые дела? Это ты, что ли, Северок, в мой дом без спросу ломишься? – Он самый, – прогудел Север, откидывая свой капюшон. – С того света явился? Или в сортире каком отсиживался? – Щас, бросился тебе рассказывать. Я по другому делу, Босой. С предложением к тебе. А старый хрен держался бодро, слюни прибрал, остатки зубов оскалил. Даже выклюнулся немного из своего футляра. – Я слышал разные предложения, Север! – каркнул он. – Но чтобы вот так, с с пердежом таким, это слышу впервые! – А других предложений больше не будет. Если договоримся по-хорошему, будешь ты, Босой, и дальше жопу греть в этом кресле. Север подошел к нему вплотную, руки в карманах, там ствол обрисовывается так же ясно, как стоячий рэп у негра в плавках. – И даже будешь считаться Смотрящим, как и раньше. А я от твоего имени стану город в порядок приводить, говно вычищать, которое ты тут развел… – А если не по-хорошему? – Босой опять вдавился в подушки и скалился оттуда, старый и страшный, точь баба-яга какая. – Никак ты на честного вора хочешь руку поднять? На луну отправить, да? |