Книга Улица Окопная, страница 14 – Кари Хотакайнен

Одна из главных улиц района. Отсюда начинается равнина красных кирпичных домов с плоскими крышами, кое-где встречается белый кирпич и несколько старых домов. Объект – новый под старину деревянный дом, двускатная крыша, два эркера, башенка, на коньке флюгер-петух. Во дворе пятидесятилетняя пара, на мужчине рубашка для игры в гольф, у женщины на щиколотке татуировка. Судя по машине (внедорожник-паркетник), мужчина или юрист, или мелкий руководитель рекламного бюро, судя по одежде женщины (темно-серая), она или увлекается керамикой, или преподает финский язык. Спорят, каким должно быть вино – теплым или холодным, безрезультатно.

Старый жилой комплекс рядных домов, [10] редко в продаже. В трех уровнях, построен в 50-х годах, внутренний двор выходит на Центральный парк. Семейная пара продает без посредников. Скандальный случай, цену необходимо сбить и значительно. Хозяйка увлеклась астанга-йогой, мужик не в восторге оттого, что его баба принимает несусветные позы под руководством длинноволосого гуру. Женщина обосновывает свое решение заняться йогой неправильным обменом веществ. Я ее понимаю. Слегка растолстевший и ничем не увлекающийся мужик чувствует себя сиротой, боится, что к жене вернется желание, а он останется парализованным на заднем дворе в десять квадратных метров. Эту тему они продолжают до глубокой ночи, подкрепляя силы тремя бутылками вина (примерно 45–65 марок за бутылку).

Общее впечатление: повсюду распространяется резкий запах жареного на гриле мяса, дым плавно поднимается с каждого двора. Газонокосилки стрекочут, как маленькие вертолеты, звуковое сопровождение напоминает начало фильма Френсиса Копполы „Апокалипсис сегодня". Аромат свежеско-шенной травы смешивается с запахом жареного мяса. Эта смесь дурманит одинокого человека».

Я сварила суп из замороженной рыбы. Вода водой. Поневоле задумалась, чем Матти приправляет блюда. Лимонным перцем? Или просто солью? Выбрала соль, но переборщила. Вспомнила хитрость Матти. Бросила в суп сырую картофелину, она вобрала в себя лишнюю соль. Стыдно признаться, но все, что мне известно о приготовлении еды, я узнала от Матти. Дело даже не в том, что мама умерла слишком рано, просто меня никогда не интересовала кулинария.

Я поставила тарелку перед Сини. Было приятно, когда она съела все и похвалила суп.

Пообедав, Сини захотела рисовать. Она нарисовала дом и большую гору посреди двора. Она объяснила, что мы с папулей были в этом дворе.

Что это он опять вытворяет, да еще с дочкой? Неужели мало истории с массажем?

– В доме живут папины друзья? – спросила я.

– Нет, – ответила Сини.

– Почему же тогда вы были там? – спросила я.

– Папуля захотел, – сказала Сини.

– Вот как!

Легко перескочив с одной темы на другую, Сини вспомнила то лето на озере Пяяннэ, когда мы забрели с ней в воду глубоко, почти по самое горло. Помню, как я держала Сини за руку и смотрела в бескрайний простор озера.

– Что ты там видишь? – спросила Сини.

– Озеро, – ответила я и подняла Сини на мостки.

Матти завернул дочку в большое полотенце, так что остались только глаза и кончик носа. Матти чмокнул ее в нос. Засмеявшись, Сини сказала, что борода колется. – Там иголки, как у ежиков и грабель, – сказал Матти и усадил дочку на плечи.

Сини визжала и смеялась: вот здесь на голове пятнышко, где мало волосиков и болячки, как у меня на коленке. Матти объяснил, что у каждого умного человека на голове болячки. Они появляются тогда, когда человек думает и чешет голову.

Тогда это казалось смешно, сейчас – противно.

Из Пяяннэ Сини перенеслась в Хельсинки, в тот вечер. Она как будто пересказывала содержание триллера. Что я была, как лев, а Матти – как тигр. Округлив глаза, Сини рассказывала, как тряслась на моих руках, когда мы бежали по лестнице вниз к машине Сиркку, и как машина не стала ждать папулю, и как папуля остался лежать во дворе. Сини спросила: когда мы заберем папулю сюда из другого дома? Не знаю.

Воскресенье, неделя до Иванова дня. Две недели я читал по ночам непрерывно. Пытался дозвониться до них, но Сиркку не отвечала.

У них интрига! Не отвечать, если позвонит.

Жестокие паскуды. Сговорились, безголовые клячи!

И по отдельности то же. Безголовая, безразличная корова, я освободил тебя от кухни, а ты не хочешь даже взять трубку!

Хелена. Я только хотел рассказать тебе, насколько интересен мир домов и сколько надо знать, чтобы решиться приобрести дом. Насколько я готов к перемирию и к репарационным выплатам, я готов даже пересмотреть старые границы ради тебя.

До чего бы я хотел услышать, как Сини произносит «папу-у-уля», три этих протяжных «у».

Хелена не понимала, что чем больше она удалялась от меня, тем ближе я становился.

Хелена, мы скоро срастемся.

Голова моя была забита техникой строительства, историей заселения, текстами проспектов агентств по недвижимости, инструкциями ремонтных пособий, политикой планирования застройки и расходами на отопление индивидуальных домов.

Если голова забита, никогда не знаешь, что в ней есть. Нужно сделать выборку. Я начал с того, чего не хотел.

Я не хотел дома из белого кирпича, во дворе которого газон выбрит до миллиметровой щетины, а под кустами стоят три керамических гнома.

Я не хотел нового под старину деревянного дома с башенкой и балконом.

Я не хотел деревянного дома, обложенного кирпичом, в котором были занимательные детали.

Я не хотел современного дома, в котором архитектор самовыразился, уверенный, что никогда не будет в нем жить, тем более делать уборку.

Я не хотел большого дома. Все гиганты площадью свыше 150 квадратных метров выпирают из общего окружения, словно пестрые первомайские шары.

Я хотел простой дом. Такой же, как и я сам.

Когда в голове остается только одна идея, становится очень уютно.

Натянув «спортивки», я подключил пульсомер и выбежал на улицу.

Во дворе заметил машину Рехунена. Притормозил посмотреть, как они с женой, выбравшись наружу, складируют на земле огромные пакеты с покупками. В суете женщина забыла свой мобильник на крыше автомобиля. Я переждал за мусорными баками, пока они скроются в подъезде, и прихватил ее мобильник.

Шаги Командора были легки. За неполных полчаса я добежал до Вальдшнепова переулка. Дом Мякинена виднелся за кустами сирени. Во дворе никого не было. Проскочив сквозь кусты, я подошел к яблоне, шторы не шевелились.