
Онлайн книга «Я один, ты одна...»
Хэлен стояла у стола, одной рукой опираясь на красную клетчатую клеенку. В другой руке она держала фотографию, которую Юлиус приколол к стене: он и Николас, улыбающиеся после окончания весеннего клеймения скота. Дощатый пол под ногами Николаса заскрипел, заставив его остановиться у порога. Конечно, Хэлен услышала, как он вошел: она медленно подняла голову и обернулась. Хэлен все еще была в солнечных очках, и Николас не видел ее глаз. Пол начал уходить у него из-под ног. — Николас Лэндж, — наконец произнесла Хэлен. Он понял, что она помнит его. Чувствуя, как к щекам медленно приливает, кровь, ковбой надеялся, что она не заметит его смущения. Голос Хэлен стал глубже, сильнее. Ну разумеется, подумал Николас. Так и должно быть. Тогда она была девочкой. Теперь она стала взрослой. Лэндж наклонил голову в подтверждение того, что они знакомы. — Мэм! Я хотел сказать… что… по-настоящему сожалею о Юлиусе! Хэлен с трудом перевела дыхание, потом заставила себя улыбнуться. — Спасибо. Я тоже… Воцарилось молчание. Наверху, на плоскогорье, раздавалось мычание скота. Сойка надрывалась в ветвях сосны прямо напротив окна. Было слышно даже гудение холодильника. Николас переступил с ноги на ногу. — Я… принесу ваши вещи, мэм? — наконец спросил он. — Я сама. — Спальня… — Я всегда пользовалась одной и той же… Если она в порядке… — Конечно. Это была его спальня, накануне вечером Лэндж перенес свои вещи в ветхую сторожку, которой не пользовались с тех пор, как умерла его бабушка. С самого начала Юлиус предложил ему жить в доме, и Николас сразу согласился. Может быть, именно это заставило ковбоя почувствовать, что ранчо — его дом. Вряд ли члены семьи Юлиуса поймут это, подумал Николас, ведь он всего лишь наемный работник. — Тогда устраивайтесь, мэм. Я должен вернуться к работе. В это время года всегда много дел. — Он повернулся к двери. — Если вам что-нибудь будет нужно, дайте мне знать. — Николас? Лэндж обернулся. Хэлен сняла солнечные очки, и он утонул в море сияющей голубизны ее пристального взгляда. — Мэм! Ее губы дрогнули. — Я, конечно, стала старше, но не настолько же! — Он прищурился. — Вам придется называть меня Хэлен. Николас пожал плечами, чувствуя себя глупо. Он и не думал подчеркивать ее возраст, имея в виду лишь разделявшее их положение. Но ковбой видел, что Хэлен не поняла. — Извините, Хэлен!.. — пробормотал он. — Спасибо. — Но когда он снова повернулся к двери, девушка остановила его. — Вы давно работаете здесь? — Около трех лет. Хэлен подняла изумленный взгляд и недоверчиво покачала головой. — Юлиус мне ничего не говорил. Дед никогда не упоминал о вас. Господи, благослови Юлиуса Хэмфри, подумал Николас. — Наверное, он не думал, что это так важно… Это все, мэм? Хэлен пристально смотрела на него, приподняв одну бровь. — Хэлен, — хмуро поправился он. Она улыбнулась. — Теперь все. Мой отец и братья приедут к ужину, к семи. Это не поздно? — Вы не обязаны приглашать меня на ужин, мэ… Хэлен. — Нам было бы приятно, если бы вы пришли. — Нет, спасибо. Я поем у себя. — И прежде чем Хэлен успела что-либо ответить, Николас спустился по ступенькам и зашагал к конюшне. Он привык сидеть за столом с Юлиусом, слушая его планы и мечты. Но ужинать с дипломатом Дэвидом Хэмфри и его утонченными отпрысками и при этом говорить о Юлиусе, том общем, что их объединяло, было выше его сил. Тем более, сердито думал Николас, выводя лошадь из конюшни, у него нет времени на болтовню. Он должен осмотреть ранчо. Оно было болью Николаса и его опасением. Ковбой старался не думать о нем, как о своем, не думать, есть ли у него сейчас шанс выкупить его. Но… лучше работать, — тем более что забот много, — чем сидеть и жалеть себя. Да, Юлиус выбрал не лучшее время для смерти. Обычно в октябре он оценивал положение дел на ранчо и принимал решение о продаже скота. Через две недели, думал Николас, сюда прибудут большие грузовики за сотней голов скота, отобранных для продажи на аукционе. В этом году решения придется принимать ему. Если, конечно, Дэвид не продаст ранчо. А если продаст? Хэлен почувствовала, что может свободно дышать, только когда услышала удаляющийся звук шагов Николаса, Это шок, сказала она себе. Шок от неожиданной встречи лицом к лицу с Николасом Лэнджем. Подростком Хэлен каждую ночь мечтала о нем. Именно он стал героем ее девичьих грез. Шести футов роста, загорелый, с крепкими руками, темными взъерошенными волосами и бездонными карими глазами, Николас Лэндж притягивал ее с того самого момента, как она впервые увидела его. Чем он обратил на себя ее внимание? Может быть, своей манерой садиться на лошадь, носить широкополую шляпу, умением держаться в седле, а может, делающей его немного неуклюжим застенчивостью… Как бы то ни было, Николас Лэндж был единственным, о ком думала Хэлен, читая о рыцарях в блестящих доспехах. Ни один романтический герой не волновал ее так, как молодой ковбой с ранчо ее деда. Каждый раз, когда Хэлен смотрела на него, ее пульс учащался, а ладони становились влажными. Двенадцать лет прошло с тех пор, как они виделись в последний раз, но Хэлен так и не смогла забыть ковбоя. Это было за день до ее возвращения в Мехико, Хэлен каталась верхом в надежде встретить Николаса. Она хотела дать ему еще один, последний, шанс сказать ей все то, о чем она мечтала, сказать, что она ему нравится, попросить се написать ему, пообещать, что он будет писать ей. Прошло около двух часов, и Хэлен потеряла надежду найти ковбоя. Девочка скакала вниз по склону, через рощицу, к лугу, когда вдруг услышала голоса, грубые и резкие, и шум драки. Николас?!! Он упал на землю, изо всех сил защищаясь от трех мужчин, которые били его, лежачего. Хэлен не раздумывала ни секунды. Она ударила пятками в бока лошади и понеслась прямо туда, пронзительно крича: — Прекратите! Что вы делаете? Оставьте его! Парни отпрянули от Николаса, увидели Хэлен, несущуюся прямо на них, и отступили. Один из них попытался схватить поводья, но она ускользнула от него, проскакав мимо и благодаря Бога, что Николас не оказался у нее на пути. — Убирайтесь отсюда! Оставьте его в покое! — Описав крут, Хэлен вновь мчалась на них. — Еще одна твоя баба? — Самый высокий мужчина размахнулся и в последний раз ударил Николаса, распростертого на земле, его лицо было все в крови. |