Книга Пенсне для слепой курицы, страница 6 – Галина Куликова

Воспользовавшись тем, что рабочий день уже кончился, я стремглав выскочила из офиса и, зорко оглядевшись по сторонам, ринулась в сторону метро. Остановилась у газетного лотка, чтобы отдышаться. Люди спешили по своим делам, сосредоточенные и уставшие. Но мне почему-то казалось, что среди них обязательно есть некто, интересующийся моей персоной. Едва я об этом подумала, как ко мне подскочил щуплый парнишка лет четырнадцати.

— Марина Александровна? — громко спросил он. — Меня послали передать вам это.

Он подождал, пока я разверну протянутую бумажку. На ней был отпечатан номер телефона, абсолютно мне незнакомый.

— Вас просили сегодня после десяти позвонить до этому телефону и представиться. Просто назовите свою фамилию, и все. Обещаете?

«Они с ума сошли, — подумала я. — Вербуют детей». А вслух сказала:

— Обещаю.

Пацан в ту же секунду испарился, а я спрятала бумажку в одно из отделений кошелька. Шпионские страсти, черт побери! Удастся ли мне отделаться от этих типов? Поверят ли они, что я не разболтаю Горчакову о слежке? Ведь логично предположить, что, если я отказалась следить за ним, федералы поставят на это дело кого-то другого. Того же Потоцкого, к примеру. Почему нет? А я возьму и предупрежу шефа. Может быть, поэтому они продолжают нажимать на меня?

Я старалась гнать от себя плохие мысли. Едва пришла домой, как позвонил Матвей. Он был в хорошем настроении, передал мне по проводам тысячу поцелуев и пообещал вернуться не поздно.

— У тебя там все нормально? Ничего подозрительного? — не удержалась я от вопроса.

— В каком смысле — подозрительного? — засмеялся он. — Ты что, смотрела сериал про инопланетян?

Чтобы избавиться от плохих предчувствий, я занялась уборкой квартиры. Ничего не помогало — мысль о предстоящем звонке выводила меня из равновесия. Я разбила вазу и пролила на ковер воду. Стрелки на часах еле-еле двигались. Ровно в десять вечера я сняла трубку и, развернув бумажку, полученную конспиративным способом, набрала записанный номер.

К телефону долго никто не подходил. Потом женский голос, до омерзения визгливый, выкрикнул:

— Алло! Кто это? Кто говорит?!

Следуя указаниям, я четко выговорила: — Это Марина Александровна Заботина.

Женщина на том конце провода ахнула и, кажется, впала в истерику.

— Это его жена! — рыдая, прокричала она кому-то и, по всей видимости, швырнула трубку на стол.

Раздался звук удара обо что-то твердое, затем какое-то шуршание, шепот, и другой женский голос, более спокойный, произнес:

— Алло! Вы жена Матвея?

— Да, — сказала я, чувствуя, что все тело покрывается гусиной кожей.

— Как вы узнали, что он здесь?

— Как я узнала? — глупо переспросила я. Что я могла ей сказать?

— Вы уже в курсе случившегося?

— Нет, а что случилось? — Если бы мой голос сейчас слышал доктор, он прописал бы мне таблетки от ларингита. Я охрипла за одну секунду — Ваш муж… Как бы это сказать… Знаете, он умер.

— Умер?! Матвей? Вы шутите?!

Но я уже знала, что моя собеседница не шутит. Она еще что-то говорила, но я уже не слышала. Меня охватила странная слабость, исчезли все цвета, кроме белого — перед глазами завертелись белые мушки, словно снег, подхваченный ветром, белые стены надвигались на меня со всех сторон…

Кажется, и кричала. Кажется, кто-то стучал в дверь. Я, вероятно, открыла, потому что помню лицо своей соседки — искаженное неподдельной тревогой. Потом была машина, дорога, молодые небритые санитары с опухшими глазами — то ли от недосыпа, то ли с перепоя. Меня несли на носилках по бесконечным лестницам, и я тонула и выныривала из своего белого кошмара, пока наконец не пришла в себя в больничной палате.

Рядом со мной на тумбочке лежал огромный букет роз, а на стуле сидела серьезная Липа и держала меня за руку. Летнее солнце шествовало по небу медленно и важно, милостиво бросая свои лучи в открытое окно.

— Привет, — сказала Липа обрадованно. — Очнулась? А Горчаков только что ушел.

— Он меня видел? Вот такую? — руками я обрисовала в воздухе нечто круглое.

— Конечно, видел. Не с завязанными же глазами он ходит. Ты имеешь что-то против Горчакова?

— Наоборот.

— А! — воскликнула Липа. — Я поняла. Только это как-то не ко времени.

— Это всегда не ко времени, — пробормотала я. — Я что, попала под самосвал?

— Значит, ты ничего не помнишь, — констатировала она, и я тут же сжалась под казенным одеялом.

Матвей! Они убили Матвея! Только из-за того, что я не принесла чертову бумажку к кассам Казанского вокзала. Если бы я не выбросила ее в урну, если бы…

— Я даже не знаю, что с ним случилось, — тихо сказала я вслух.

Лучшего рассказчика, чем Липа, трудно найти. Чуждая всяким сантиментам, она в скупых выражениях поведала мне драматическую историю о том, как мой муж отправился к очередной любовнице в дачный поселок Пчелкино. Та встретила его вместе с подружкой. Поплескавшись в бассейне роскошного дома, троица выбралась из воды. Девочки ушли в душ, а Матвей развалился в шезлонге. Там его и нашли через некоторое время. Как любовник, он больше не мог представлять интереса.

Патологоанатом определил, что в его крови соединились в смертельном объятии алкоголь и антидепрессант. Сердце взбунтовалось и дало сбой. Я горько усмехнулась. Кто же принимает антидепрессанты накануне встречи с милой? И пьет, как очумевший ковбой? Алкоголь в крови Матвея в три раза превышал допустимую норму. Конечно, его заставили все это выпить! Сам Шлыков вряд ли принимал участие в убийстве, да и Егор тоже. Скорее всего, исполнители — какие-нибудь андроиды типа тех отвратительных «близнецов», которые похитили меня прямо с улицы.

Два брата и сестра Матвея обо всем позаботились. При его жизни они были холодны со мной, но теперь проявили заботу — заплатили персоналу больницы, купили самые дорогие лекарства, оставили букет цветов. А я было подумала, что розы от Горчакова.

— Завтра похороны, — сообщила Липа. — Тебя к этому времени уже выпишут, так что не беспокойся.

Я открыла рот, чтобы возразить. Нельзя хоронить Матвея, потому что это убийство! Я могу быть свидетелем…

— Кстати, — сказала Липа. — Тут тебе оставили записку. Какой-то молодой парень с серьгой в ухе.

Дрожащей рукой я взяла протянутый конверт и достала из него фотографию. Ее вытащили из рамки на моем комоде. Это был снимок, изображавший моего брата и племянников. Я заплакала, уткнувшись носом в подушку.

— Говорят, поплакать обязательно надо, — поддержала мою инициативу Липа. — Спадет нервное напряжение, и ты придешь в себя. Кстати, у тебя нет какой-нибудь подруги? — спросила она.