Онлайн книга «Ты здесь не чужой»
|
— Папа! — И листики маленькие, блестящие, точно лепестки… — Стакан воды… — Сыплются на лужайку, точь-в-точь тонкий ковер, если б я только вышел на биржу с деньгами… У тебя есть бумага, я напишу письмо в банк, и мы отправим его с курьером в город. — Помоги, пожалуйста. Выключи, вот тут, на шее… — Что ты так дергаешься, Дэнни? — Прошу тебя! — Должна же у тебя быть бумага, 2. Интервью с соседом Дэниэла Маркэма Элом Тюрпшом — 4 апреля, у нас тут мой сосед Эл. Эл! Хочешь что-нибудь сказать? — Это вроде послания потомкам? — Я тебе говорил, это начало научного исследования. Это запись, доказательство того, что что-то происходит. — Ну да, конечно, тут кое-что происходит, а как же. В смысле, сама идея продать старые матрасы, чтобы заплатить за квартиру. По-моему, отличная идея. Очень умно! — Хорошо, Эл, но мы занимаемся устной социологией, так что я продолжу. Ты не против? — Само собой. — О'кей… Мы начинаем интервью с моим другом Элом Тюрпином, двадцати шести лет, временно работает в какой-то конторе. Он согласился поговорить с нами об увлечении философией… Мы начинаем с вопроса о том, как возник этот интерес. — Ну, самое первое воспоминание: сестра приходит домой из колледжа и говорит: «Поскреби альтруиста — обнаружишь ханжу». Мы сидели на берегу озера, и я почувствовал трепет в груди. Потрясающая мысль, надо же, чтобы я такое узнал. Теперь я по большей части читаю. Прихожу с работы домой и берусь за очередную книгу — Лейбниц, Гегель, — продираюсь через несколько страниц, делаю выписки, просто пытаюсь понять, о чем они толкуют. Все равно что читать длинный-предлинный роман, с Зенона и до этих ребят, и попутно еще полно вставок, дополнительные эпизоды, и читаешь не подряд, а вроде как приобретаешь общее представление о структуре романа, о сюжете, я бы сказал, а потом заполняешь все пропуски. Некоторые части очень скучные. Спиноза, например. Но никуда не денешься. Не знаю, почему это так. Вроде как обязан. — Можешь ты описать, что значит для тебя чтение, что ты при этом чувствуешь, Эл? — О, это сложно. Главное, я бы сказал, ощущение порядка. Даже если не можешь в данный момент охватить смысл целиком, всю его архитектуру, ты знаешь, что архитектура имеется, ты вроде как попал в руки этому философу, и он тащит тебя за собой, пока все его видение не предстанет целиком — что-то он такое увидел и теперь по крупинке открывает тебе. Ощущение порядка — это замечательно, даже если не знаешь, какой он… Кстати, а тот голландец, который звонил насчет матрасов, когда придет, он сказал? 3. Интервью с другом Дэниэла Маркэма Кайлом Джонсоном — Да, садись вот тут, отлично. О'кей, у нас тут Кайл, мой друг и одноклассник по школе Брэдфорд, и он поговорит с нами, да-да, расскажи, как для тебя началась вся эта история с философией. — Дэн! — А? — С тобой все в порядке? — Со мной? Конечно-конечно. Ну же, валяй. Хочешь кофе? Эл, принеси ему кофе. — Виду тебя ошалелый. — Все в порядке. Так с чего началось? — Дэн, я знаю, тебе последнее время нелегко приходилось. Отца снова положили в больницу, я слышал. Я помню, что творилось, когда мы еще детишками были. По правде говоря, мне тоже туго, Дэн. Но чего хочу сказать: если тебе нужно местечко пожить или еще чего… — Это очень, очень, очень мило с твоей стороны, Кайл. А теперь насчет философии. — Ты к врачу ходишь? — Черт, что за допрос? — Спокойно, Дэн, спокойно! — Ладно, перейдем к философии. — Ну, я думаю, все началось в коровнике. — В коровнике, так, отлично, расскажи нам о коровнике. — У меня в коровнике была комната. Я там играл. Нет, погоди. Я забежал вперед. Сперва надо рассказать про газету. — О'кей, про газету, расскажи нам про газету. — Когда мне было десять, я начал, издавать газету. «Хаммурапи Газетт». — В честь знаменитого законодателя. — Нет, в честь моего кота Хаммурапи. Газета посвящалась ему. — Ты не рассказывал мне, что у тебя был кот. — Да, был. — Продолжай. — Там были статьи о Хаммурапи и его жизни день за днем. С иллюстрациями. Брат ежемесячно сочинял кроссворд из прозвищ, которые мы давали Хаммурапи. Имелась и спортивная страничка. Мы затеяли кошачью мини-олимпиаду, снимали кота, когда он прыгал через низенькие препятствия. Отец делал у себя на работе фотокопии газеты. На нее подписались родственники в Канаде. — Значит, к философии ты пришел через журналистику? — Погоди, ты не дослушал до конца. — О'кей, о'кей. — В коровнике была комната. Нет, Эл, я же сказал: без молока. Старый коровник, прогнивший. Родителям не нравилось, что я там играю, но я все-таки играл. В полу был люк, он вел в стойла. Когда-то через него бросали сено. Я разозлился на Билли Халлихана. Накануне он проткнул мне шины велосипеда, когда я был в школе, и хохотал, пока я потел, накачивал. Я пригласил Билли в коровник поиграть. Я знал, он придет, никуда не денется: коровник — это клево. Он на куски разваливался. Пока Халлихан не пришел, я открыл люк. Дверца вниз открывалась. Квадратное отверстие я накрыл газетами. Старыми экземплярами «Хаммурапи Газетт», нанизанными на скрепку. План был такой: встану на дальнем конце комнаты, а когда Билли войдет, позову его: «Иди сюда, что тебе покажу». Он побежит через комнату, наступит на газету, провалится одной ногой в дырку. Я прикинул: все тело в люк не пройдет. Он только ушибется и напугается. Я застелил отверстие газетами и пошел покататься на велосипеде, пока Билли не явился. Завидев его во дворе, я кинулся назад в коровник. Газеты исчезли. Я подошел клюку, заглянул вниз. В коровнике ржавела старая газонокосилка, мы с братом разбирали ее на детали. Я ухитрился снять пластмассовую крышечку с рычага управления. На него-то и свалился Хаммурапи. Прямо на острие металлического стержня, с которого я снял колпачок. Провалился в ловушку, которую я замаскировал посвященной ему газетой. Экземпляр «Газетт» упал вниз вместе с ним и тоже нанизался на это копье. — Господи Иисусе! — Да, очень похоже. Умер за мои грехи. — Ты мне никогда не рассказывал, Кайл. И к чему это привело? — Кант. Ролз [ Джон Ролз (1920-2002) — американский философ, занимавшийся политической теорией и этикой ]. Этика в том или ином виде. — Ты это изучал в колледже? |