
Онлайн книга «Ты здесь не чужой»
— Прошу прощения, что не открыла вам дверь, — приветствовала врача миссис Букхольдт, выходя в гостиную. Руки в карманах. Привлекательная женщина, изящная, ростом несколько выше мужа и гораздо здоровее, хотя выглядит старше своих сорока четырех. Строгие черные брюки слегка выцвели, белая шелковая блуза, на шее серебряное ожерелье. Он-то ожидал увидеть ушедшую в себя, утратившую контакт с жизнью пациентку, но женщина словно не принадлежала этому месту, этому дому посреди пустыни. Она закрыла дверь в кухню, повернула ключ в замке и подошла к врачу. — Жаль, что вам пришлось ехать так далеко, — извинилась она. — Да еще по такой жаре. Хотите что-нибудь выпить? Воды, лимонаду? — Пока не надо, — отказался он. — Спасибо. Она села на диван, он опустился в кожаное кресло. — Я приехал сюда, поскольку директор клиники решил, что мне нужно лично вас проведать. Он сказал, вам не удалось выбраться к врачу в прошлый раз. И в позапрошлый тоже. Взгляд ее скользнул куда-то выше его плеча. — Я так понимаю, детей у вас нет, — произнесла она. Пациенты часто задавали Фрэнку личные вопросы. Но не в самом начале беседы. — Наверное, будет лучше сперва обсудить ваше самочувствие. Клоназепам помогает от тревожности. Вы испытывали в последнее время повышенную тревожность? На мгновение она опустила взгляд и встретилась глазами с Фрэнком. Красивое лицо, щеки слегка запали, притягательные — зеленые глаза и крепкая, почти мужская челюсть, черные волосы зачесаны назад с высокого лба. Редко встречаются пациентки с таким самообладанием. Женщины, попадавшие в клинику, как правило, имели притупленные реакции — жертвы избиений или запущенных болезней. — Вы приехали выписать мне рецепт, я правильно понимаю? Фрэнк хотел было что-то возразить, но тут миссис Букхольдт вынула из кармана левую руку, потянулась заправить за ухо выбившуюся прядь волос, и при этом движении другая рука тоже выскользнула из кармана, легла на колени. На ней не хватало четырех пальцев — круглые кончики культяпок затянуло гладкой, чуть блестящей кожей. Фрэнк невольно уставился на маленькие мясистые обрубки. Несчастный случай на ферме, предположил он, та самая травма, о которой упоминал Питфорд. Совладав с собой, он сосредоточил взгляд на лице своей пациентки, но ответная реплика выскочила у него из головы. — Наверное, я все-таки выпью воды, — пробормотал он. — Конечно. Налейте себе сами. Ключ в дверях. — Привет! — окликнул он мальчика, сидевшего перед телевизором, и полез в шкафчик за стаканом. Мальчик, похоже, был молчуном, как и сестра. Ненамного старше, лет двенадцати. Он как-то странно уставился на Фрэнка, словно пытался понять, мираж ли ему привиделся или этот незнакомец существует на самом деле. — Что смотришь? На экране то ли шакал, то ли волк выгрызал кишки из распоротого брюха оленя. — Хочешь попить? Мальчик покачал головой. Этот обряд казался странным, но все же, вернувшись в гостиную, Фрэнк снова повернул ключ в замке, надежно закрыв за собой дверь. Миссис Букхольдт так и не поднялась с дивана. Она сидела очень прямо и следила взглядом, как Фрэнк возвращается к своему креслу. — Насколько я понимаю, около четырех лет назад вы впервые обратились к врачу после смерти вашего сына. Запись указывает, что в тот момент вы страдали от депрессии. Все правильно? — Хотела бы я знать, доктор Бриггз, откуда вы родом? — Миссис Букхольдт, по-моему, в данный момент нам важнее разобраться с вашей ситуацией, чтобы я сумел вам помочь. — Конечно. Прошу прошения. Просто приятно знать, с кем имеешь дело. Я так понимаю, вы из восточных штатов. — Массачусетс. — Откуда именно? — Из-под Бостона. — Выросли в богатом пригороде? — Миссис Букхольдт… — Я недолго буду к вам приставать, — пообещала она. — Скажите только, богатый город, да? Подстриженные газоны. Загородный клуб. Выпускники уезжают в колледж. Все так и есть? — Да, сравнительно благополучный район, — признал он, поддаваясь ее настойчивости и тут же спохватившись, что позволил-таки вовлечь себя в личный разговор. — Депрессия по-прежнему вас беспокоит? — решительно спросил он. Ее взгляд скользнул мимо его плеча с тем же выражением припоминания, которое он уже отметил у ее мужа. Фрэнк понял, что женщина смотрит на картину, которая висела на стене за его спиной. Он обернулся и бросил взгляд на работу. Копия с произведения, написанного на исходе Средних веков: шумная городская площадь, какое-то событие, люди всех типов и возрастов — грубые и утонченные, молодые и ветхие — молятся, едят, бродят по площади. Доминировали красные и коричневые тона. — Брейгель, — пояснила хозяйка. — Ага, — откликнулся Фрэнк, смутно узнавая имя художника. — «Битва Поста с Карнавалом», 1559 год, — продолжала она, всматриваясь в лицо Фрэнка, словно не рассчитывая, что ей поверят. — Вы удивлены? Я несколько лет училась в одном из ваших университетов, в Новой Англии. Мой отец считал себя прогрессивным человеком. Он был очень щедр, очень заботился о дочерях. Ему нравилось, что я выбрала столь непрактичный предмет — историю искусств. Часто упоминал об этом в разговорах с приятелями в «Ротари» и хихикал: дескать, ошарашил собеседника. Он умер, когда я еще училась, как раз перешла на последний курс. Здоровой рукой она взяла пачку, достала сигарету, закурила и, словно стесняясь, направила струю дыма в пол. — Матушка не проявила подобной щедрости. Тратить деньги на то, чтобы девочка могла любоваться картинами, — что за расточительность! Вот я и вернулась домой. Три года в университете, а диплома не защитила. Хотя ставни были сдвинуты лишь наполовину, в гостиной становилось душно. Фрэнк чувствовал, как пропитывается потом рубашка на спине — там, где она соприкасалась с кожаной спинкой кресла. — Может, вы могли бы поделиться со мной своими симптомами? — Симптомами? — переспросила женщина, подаваясь вперед. — Конечно, я могу кое-что рассказать вам насчет симптомов. Иногда по утрам я просыпаюсь вся дрожа и не решаюсь подняться с кровати. Если я принимаю таблетку, я могу заставить себя встать и приготовить детям завтрак. Иногда по утрам страх бывает настолько силен, что приходится изо всех сил сцепить зубы, чтобы с ним справиться. Она воткнула недокуренную сигарету в потемневшую серебряную пепельницу на журнальном столике. — Еще я боюсь своего сына. — Почему? Застывшее тело напряглось еще больше. — Я уже сказала: пока я принимаю таблетки, все в порядке. Фрэнк спасовал перед ее ожесточением. |