Онлайн книга «Чтиво»
|
– Это я, – шепнула она. – Как ты сюда попала? Я не запер дверь? – Я прохожу сквозь стены и сквозь решетки. Ни горы, ни моря мне не помеха. Я видел затененное мраком и оттого немного чужое лицо. Видел глаза с неяркими искорками улыбки. Она поцеловала меня в губы, а потом выпрямилась и встала надо мной на колени. Лениво подняла руки, откинула волосы. Я снова увидел ее после многочасового блуждания по Варшаве. Протянул руки, чтобы до нее дотронуться. Но темнота искажала расстояние. – Что, любимый? – тихо спросила она. – Я хотел тебя обнять. – Видишь, я сдалась. Пришла к тебе. – Ты целый день от меня убегала. Я на тебя натыкался, но через мгновенье ты опять исчезала навсегда. – Я никогда больше не уйду. Округлость бедер твоих, как янтарное ожерелье, подумал я. Живот твой – точеная чаша. Чрево твое – ворох пшеницы, окруженный лилиями. Сосцы твои, как двойня серны. – Иди. Иди ко мне. Ее окутывало тусклое мерцание моего уличного фонаря. И оттого казалось, что она выплывает из угасающей вечерней зари. Она очень долго ко мне склонялась, пока я не почувствовал на груди ее легкую и горячую тяжесть. Мы, как во сне, перекатились набок, сплетясь в объятии. Теперь я уже ее не видел. Только слышал шум се или моей крови. По жестяному подоконнику забарабанил мимолетный град или дождь. – О, как хорошо,– шепнула она.– Как хорошо. Мы долго летели в багровой тьме на самое дно ада. Если существует такой ад для безгрешных людей. Очнулись, утомленные, соединенные потом трудов своих и свободные. – Я бы сейчас закурила. – Ты ведь не куришь. И я не курю. – Значит, не закурим. Это тоже приятно. – Мне иногда кажется, что ты говоришь моими словами. – Твоими мыслями. А ты моими. Может, потому я тебя и выбрала. – Нет. Это я тебя выстрадал. Ты должна была ко мне прийти с другого конца света. – Токио не устроит? – Нет, слишком близко. – А Новая Гвинея? – Это уже лучше. Что ты там делала? – Год преподавала в художественной школе. Поверх стола я видел в другой комнате себя, сгорбившегося над доской секретера. Подглядываешь, мерзавец, мысленно сказал себе. Но я там сидел неподвижно. Просто мрак весенней ночи размазывал контуры и создавал навязчивую иллюзию движения. – И все же мне бы хотелось знать правду. – Ох, правда банальна и неинтересна. Вымысел куда краше. – Сколько у нас еще впереди жизни? – Не знаю, и никто не знает. Может быть, много, чересчур много, а может быть, совсем мало. – Одежды его белы как снег, волосы мягкие, как чистая шерсть. – Что это? – Не знаю. Я начинаю обретать память. Я все вспомню. Но стоит ли вспоминать? Немалый путь пройден с дырявой памятью. – Не ты обретаешь память, а она начинает трудиться, пожирая оцепеневшие пространства. Знаешь, мне хочется заглянуть в таинственный бумажник, который лежит на столе. – Откуда он у тебя? – Дали по ошибке в полиции. Я выскочил из постели. За голым окном спал город. Черная тень Дворца лежала на крышах домов. А справа от него зеленовато светилась та самая звезда, за восходом которой я наблюдал в дремучем лесу посреди столицы. Звезда или нечто, пожаловавшее из неизвестного измерения, видимое на земле только мне одному. Закрываясь руками, я вприпрыжку вернулся в кровать. – Ты меня стесняешься? – спросила она. – Я стесняюсь всех и всего. – Нехорошо. Значит, мы еще немножко чужие. Я порылся в бумажнике. – Ничего нет, – сказал разочарованно. – Потому тебе его и дали. На память. – Стоп, что-то есть. Я зажгу свет. – Нет, не надо. Тогда что-то нарушится. Я боюсь. – А видишь в той комнате тень сгорбившегося человека? – Погоди. Да. Там что, кто-то сидит? – Это я. – Ты? – Да. Но тот я замер, чем-то озабоченный или подавленный каким-то предчувствием, а может быть, кается в грехах. Он уже десять лет меня караулит. – Оставим его здесь. А сами убежим на край света. – Или на тот свет. – Или на тот незнакомый свет, заселенный несчастливыми возлюбленными. Я подошел к окну, поближе к рыжеватому отблеску уличного фонаря. – Ну и что это? – Старый билет парижского метро. – Еще одна реликвия? – На обороте что-то написано: С А Т О Р А Р Е П О Т Е Н Е Т О П Е Р А Р О Т А С Анаис В глубине города мчался запоздалый ночной трамвай, скрежеща и кряхтя на поворотах. – Что это значит? – спросила она. – Не знаю. Не понимаю. Мне только имя знакомо – Анаис. Бродит по городу такой человек, который не может перешагнуть границу нашей действительности. Он-она по другую сторону, но не знает этого, и мы не знаем. – Покажи билет. Я послушно вернулся, присел на край кровати. Что-то промелькнуло в моем взбаламученном мозгу – то ли смутное ощущение, будто когда-то я уже сидел на краю этой кровати, то ли мимолетное удивление. – Странно, – сказала она. – Но что-то наверняка означает. Мы будем ломать над этим голову всю оставшуюся жизнь. Она лежала на моей кровати, которая теперь, на исходе ночи, была уже не кроватью, а островком серебристого мха, лежала, прикрытая редким сумраком, как вуалью. А я за нашу короткую совместную жизнь все не мог на нее наглядеться. – Попытаемся заснуть? – А ты б не хотел вместе заснуть навсегда? Предпочитаешь рискнуть и еще много раз встречать утро? – Я предпочитаю и то и другое. – Это невозможно, – шепнула она. Что-то тихонько потрескивало в стене над нашими головами, и я подумал: наверное, она принесла сверчка, чтобы согреть этот неживой дом. Я лег рядом с ней, обнял ее правой рукой, и мы оба смотрели в пустой потолок. Ко мне начинает возвращаться память, думал я, но я забываю о том, что происходит сейчас, в эту минуту. Повседневность превратилась в страшное нагромождение непонятных событий, двусмысленных происшествий, загадочных сюрпризов. Бог мой, чем все это кончится. |