Книга Нет царя у тараканов, страница 24 – Дэниэл Ивен Вайсс

Я вылез из щели и вскоре понял, что ошибся. Глаза не принадлежали подвижным Перипланета; они были стационарны. Вообще-то замерли на тарелке красного дерева. Не фасетчатые и не простые человеческие – глаза пятнадцатого века, и принадлежали они подружке моего детства Мадонне. Она распласталась на стене двумя футами выше сахарницы. Сын, втиснутый ей в руки, выглядел весьма неважно. Я представить себе не мог, что эту сцену можно так скверно проиллюстрировать. Ночью меня вела Библия, но я не верил, что существо, создавшее этот кошмар, услышит мои мольбы.

Милосердия в этот вечер не предвиделось. Я спустился по ножке стула и столкнулся с американской нимфой. Нимфой? Эта личинка второго возраста уже переросла меня вдвое. Она завопила, и я сунул комок пыли ей в пасть. Вскоре нас окружили ее сородичи-аборигены.

Размеры этих животных меня поразили. Айра сутулился и скукоживался перед баскетболистами футом выше его и весом в сотню фунтов. А эти инопланетные монстры были выше меня вчетверо и раз в тридцать тяжелее. Из меня выйдет не просто недостойный противник; из меня даже скамеечки для ног не получится. Хотел бы я посмотреть, как Айра станет умолять о пощаде черного крокодила размером с автобус.

Нимфа отшвырнула меня играючи. Кто-то очень сильный поднял меня над головой. С высоты я обреченно разглядывал поверхность, по которой меня размажут.

– Мы не любим гуннов, – сообщил он и швырнул меня в угол. Я промчался по грязному полу, затормозив перед зубочисткой, что торчала в половице. На ней красовалась полусгнившая голова Блаттеллы.

Человеческий тотем. Почему, живя в изобилии, американцы так бессердечны, почему так низко пала их культура?

– Пошли, возьмем вторую зубочистку, – предложил один монстр.

– Можно эту голову наколоть поверх той. Сделаем из них шашлык.

Мое время стремительно истекало.

– Я пришел к вам, полагаясь на вашу тараканью гордость, – промямлил я.

– Гордость? Вы, гунны ебаные, давили нас, будто гнид, – сказал седой американец. Довольно старый – мог и участвовать в войне. Не исключено, что он прав.

– Война закончилась еще до моего рождения, – возразил я.

– Вы только послушайте этот голос. Он что, правда самец? Ви сказала бы – тенор. – Они засмеялись, и я тут же их возненавидел.

– Весьма благоразумно иметь союзника в другой квартире, – сообщил я самым низким голосом, на какой был способен.

Седой вытащил зубочистку и погрозил мне; это внушало такой же трепет, как если бы Айра выкорчевал дуб. Голова Блаттеллы грустно закивала. Еще рано, подумал я.

– Ты нам не нужен и никогда не понадобишься. Чего ты от нас хочешь? Проси. Нет – умоляй меня, – сказал Седой.

Толпа увеличивалась. Одна самка окатила нас феромонами – на мой вкус, тошнотворными и вульгарными. Сексуальный шарм одних видов не действует на другие. Даже если б действовал, ее запах перебивался токсическим смрадом чеснока. Остальные мужчины, похоже, думали иначе: их гигантские крылья призывно забились. Меня отнесло воздушным потоком. Пытаясь удержаться на ногах, я схватился за щепку, которая напоминала копье. Пытаясь с ней управиться, я шмякнулся об стену.

Всякий раз, когда я на шаг отходил от стены, меня сносило назад. Я балансировал на заду, ноги болтались в воздухе.

– Ну хорошо, Голиаф, слушай внимательно. Ту жизнь, что вы тут ведете, макаронник может прекратить одной банкой борной кислоты. Я образованный; то есть я умею читать. Я могу рассказать вам о разных вещах, предупредить вас. А взамен я хочу использованный панцирь. Все.

Звери рассмеялись – из их пастей несло итальянским халитозом. Седой сказал:

– А в чем фишка? Хочешь наполнить его сыром рикотта и сладкими сосисками?

– Только панцирь.

Гул разочарования: моя просьба – тьфу, слишком скромная, чтобы отказать. Панцири, оставшиеся после линьки, – один из важных компонентов пищи многих насекомых. Но они не совсем al dente и здесь только засоряли комнату.

Вперед протолкался безобразный американец с глубоким шрамом поперек головы.

– Нам это ничего не стоит, но он может его куда-нибудь подкинуть. Подставить нас. Вы гляньте ему в глаза – он же ненавидит нас до смерти.

Он был прав. Но остальные отвернулись. И я тоже – когда ветер стих.

Передо мной возвышалась идеальная представительница Перипланета, огромная и гладкая, тело – будто из полированного обсидиана. Лицо соблазнительное, однако злобное. Я влип.

– Я так понимаю, ты пришел за кусочком нашей жизни? – Она подвела меня к куче панцирей.

– Мне только брошенный кусочек, конечно, если не возражаешь.

– Я – Американская Женщина, королева плоти. В основе нашей культуры – обмен едой и услугами. – Средними ногами она качнула пустой панцирь. – У нас тут не благотворительное общество.

Остальные опять столпились вокруг.

– Моя колония так бедна. Что бы я ни предложил, у вас уже есть, – ответил я.

Нагнувшись, она похлопала меня по спине. Как будто ударила табуреткой.

– Ну ничего, ничего. Если тебе и впрямь нужен панцирь, я уверена, ты что-нибудь придумаешь. – Я искал глазами пожарный выход. – Мы же не бессердечные твари. Я дам тебе товар, если хорошо меня обслужишь. Толпа заулюлюкала.

– Я польщен, – сказал я. – Но что от меня проку такой великолепной особе, окруженной столь мужественными самцами?

Самцы зааплодировали. Самки заулюлюкали.

– Мне надоели эти неуклюжие щенки, – сказала она. – Одни и те же движения. Раз, два, три. Не понимают, что мне нужно.

Она шагнула ко мне. Я попятился, но толпа не пускала.

– Разве ты не хочешь меня? – И она бессовестно меня окатила, точно продавщица косметики.

Пульс у меня участился, крылья затрепетали. Это невозможно.

– Я просто маленький гунн, который не хочет тебя разочаровать.

Повторный выброс ее феромонов меня ослепил; ноги свело судорогой. Ее усы терлись об мои, точно ножи об сталь. И я знал, кто будет индейкой. Мои внутренности будто смазали маслом и вынули. Крылья расправились, и здравый смысл покинул меня. Я не думал о боли, об извращенности моей угнетательницы, даже о том, как уродлива вся эта сцена. Я думал лишь о том, ч секс возможен. Видал я и более странные союзы: Айра и Цыганка, Содом и Гоморра.

А затем я произнес одну из наиболее прискорбных реплик в жизни:

– Ладно, Американская Женщина, делай, что хочешь.

Я ждал прикосновения ее рта к моей железе. Зрение вернулось, и я увидел снижающийся подъемный кран. Я припал к полу. Но она нежна. Сила моей химии нас уравняет. В любом случае скоро Американская Женщина станет моей рабыней. Я приведу ее к Айре, и она выбросит из моего шкафчика Бена Франклина, словно песчинку. Можно будет вообще плюнуть на план с человеческим романом. А затем – кто знает? Семья?