Онлайн книга «Счастье™»
|
– Четыре целых шесть десятых. – Вот-вот, 4,6. Оптимально для удачного названия нон-фикшн. Будем придерживаться этих параметров, договорились? – А что такое, по-твоему, шесть десятых слова? – спросил Эдвин. – Отвечай, безмозглый, крашеный, облезлый, сбрендивший придурок! – Но так формулировать вопрос Эдвин не стал. – Шесть десятых, сэр? – Именно. Имеется в виду… – Мид на секунду задумался. – Ну, как бы сокращение. Или предлог. Определенный или неопределенный. Или подожди-ка! Слово через дефис. Получается 1,6 слова, верно? Далее последовала длинная бестолковая дискуссия на тему: артикль – это целое слово или шесть десятых? – Вероятно, – продолжал Мид, – надо провести собственное исследование. Взять среднее количество слов в названиях из десяти последних каталогов и разделить на 0,6. – Я сейчас же займусь этим, мистер Мид, – пообещал Найджел, лихорадочно царапая в блокноте эту белиберду. (К вечеру Мид все равно позабудет о своей просьбе начисто.) – Отлично. И не забудь префиксы, Найджел. Не стоит их исключать. Они могут войти в эти шесть десятых. – Выделю их в отдельную подглавку, – сказал Найджел. – И помните: объем книги должен составлять триста восемьдесят три страницы. Таков средний показатель для современных бестселлеров. Объем следует подгонять под – сколько я сказал? триста восемьдесят три. Понятно, Эдвин? Но к этому времени тот уже привязал веревку к стропилам и безжизненно болтался на ее конце. Мид обратился к Мэй: – Ну как? Что ты об этом думаешь? Только честно. – Вряд ли нам стоит тратить на это столько времени. – Да. Ты права. Мы тратим уйму энергии, ссорясь по мелочам. – И пренебрежительно махнул на Эдвина. – И зачем он только поднял эту тему? Соберись, Эдди. Вот чего не хватает твоему поколению. Собранности. Мне вспоминаются аналекты Конфуция – они были сильно в ходу во времена моей юности. Кажется, я был тогда в Вудстоке – или в Сельме. Но отголоски до сих пор со мной. Безусловно, его лучше читать в оригинале, но суть в том, если угодно, что В любой иерархии… или нет, погодите, мне, кажется, вспомнился принцип Питера, а не Конфуций… – Сэр? – Мэй попыталась вернуть беседу в русло реальности. – Мы обсуждали изменения в осеннем каталоге. – Ах да, осенний каталог… Именно. Верная мысль, Мэй. Хорошо, что подняла вопрос. Итак, как известно, выпуск серии мистера Этика заморожен на неопределенное время, так что придется засучить рукава и тащить себя из болота, бла-бла-бла-бла, пенис чихуахуа. Эдвин уже выключил назойливую болтовню – точно так же поворотом колесика глушишь белый шум проповедника-фундаменталиста. Хотя до конца планерки он просидел за фасадом спокойствия, сердце его сжималось в паническом ужасе. Попался. Сам себя загнал в угол, опечатал все выходы, запер дверь и проглотил ключ. Только один человек теперь мог его спасти: Тупак Суаре. – …именно тогда я решил посвятить свою жизнь чему-то более важному, более высокоморальному. – Мид заканчивал очередную назидательную повесть из жизни. – С тех пор я не оглядываюсь назад. Никогда. Эдвин еле сдержался, чтобы не вскочить на ноги, безумно аплодируя и выкрикивая: «Браво! Браво!» Шестидесятые не умерли – они стали просто очень, очень нудными. Когда собрание кончилось, Найджел догнал Эдвина. – Отличная презентация, Эд. Что это? «Делает деньги, прекрасно на вкус и лечит рак»? – Иди отлей, Найджел. – Это будет лужа, в которую ты только что сел. Эдвин обогнал Найджела, а тот остановился и весело крикнул: – Она, кстати, вполне здорова! Эдвин обернулся: – Кто? – Моя тетушка Присцилла. У нее все хорошо. Оказалось – легкая простуда. В любом случае, удачи! Похоже, твой проект намного интереснее моего. Вот скотина. – Чао! – И Найджел скрылся у себя в кабинете. Там, где есть вид из окна. Эдвин поплелся к себе, бормоча под нос страшные клятвы и ругательства в духе короля Лира: «Я им покажу. Они у меня узнают». В каморке его ждала Мэй. – Знаешь, – она оглядела стены, – никто ведь не запрещал вешать плакаты или добавлять личные штришки. Мистер Мид это поощряет. Говорит, это «воспитывает спонтанность работника». Честное слово, твой кабинетик – самый голый, самый… – Это протест, – ответил он. – Я против цветочков, шариков, детских фото и вырезанных из газет комиксов. – Очень по-дзенски. – Мэй села на стол, оперлась локтем о пачку рукописей, готовых отправиться в обратный путь. – Рассказывай. «Что мне открылось на горе». Из какой шляпы ты ее достал? Я про это ничего не знаю, а ведь я распределяю почту. Только не говори, что все придумал. Ведь это не так? – Мэй, пойми. Мне больше ничего не оставалось. – Эдвин, пошли к мистеру Миду прямо сейчас, все ему объяснишь: в минуту слабости, в приступе утренней усталости после выходных ты… – Слушай. Я думаю, все получится. Помнишь, как ты брала меня на работу? Помнишь мое первое задание? Редактировать «Куриный бульон для жаждущего сердца» – самую успешную серию по самопомощи. Помнишь, что ты мне сказала тогда? «Не волнуйся, книги сами пишут себя. Люди присылают поучительные случаи из жизни, а так называемые авторы компонуют все эти слюни и сопли и дают броское название. А редактор лишь проверяет пунктуацию и орфографию». Раз плюнуть. И что случилось потом? Всего вторую неделю я мучился с этим «Бульоном» – вторую неделю, – и тут заявляются авторы, загорелые и скорбные, с ног до головы в золоте. И говорят: «Произошла загвоздка». Это про «Бульон» № 217: «Куриный бульон для плоских стоп». А в чем дело? «Беда. Иссякли трогательные истории о детишках, больных раком костей. Кончились поучительные случаи из жизни. Запас исчерпан». И что я сделал? Что я сделал, Мэй? – Знаешь, не люблю, когда повествование строится на диалоге. – Я прибежал к тебе плакаться? Сдался? Признал поражение? Нет. Я выслушал их и сказал: «Все ясно, джентльмены. Есть только один выход из положения – подделка». Порылись в архивах, взяли по два самых незапоминающихся анекдота из предыдущих двухсот шестнадцати выпусков и упаковали под заголовком: «Самая большая тарелка разогретых остатков для страдающей души». Помнишь, что было дальше? – Да, – сказала Мэй, – помню. – Семнадцать недель в списке бестселлеров «Тайме». Семнадцать недель, черт побери! На две недели дольше «Балканского орла». Семнадцать недель – и никто, ни один читатель, рецензент или чертов книготорговец ничего не заподозрил. Не поняли, что мы просто перемешали старый материал! И не говори, что у меня не получится. Здоровье, счастье и горячий секс? Раз плюнуть. Я все сделаю, Мэй. У меня все получится. – Эдвин, но у тебя всего неделя. Мистер Мид ждет рукопись после возвращения, а тебе нечего показать. Совсем нечего. |