
Онлайн книга «Дверь на черную лестницу»
И я с восторгом начала осматривать улицу. На удивленные взгляды прохожих я решила не обращать внимания – какое мне дело до тех, кто снится! – и бодро пошагала к виднеющейся вдали небольшой площади. Как и в реальной жизни, на ней оказался маленький сквер, правда, деревья более могучие и высокие. Посреди сквера белели снежные горки разной высоты с накатанными ледянками и небольшая снежная крепость: в ней под присмотром нянек играла малышня. С горок катались дети. Побогаче, в пальто с меховыми воротниками и сапожках, скатывались на санках, установленных на короткие лыжи. Малышня победнее, в дублёнках и валенках, съезжала, подстелив соломы. В принципе, всё как и сейчас, в XXI веке, не считая того, что в наше время никто не гуляет с детьми на центральных улицах и проспектах, потому что там не продохнуть от потока машин. Я сделала круг по площади, глазея на витрины. Ателье, за стеклом очень креативное платье – длинное, фиолетовое, с чёрной бархатной оторочкой. Если бы не огромный бант сзади, ниже талии, наряд вполне можно принять за брендовый «Карло Пазолини». В следующей витрине выставлены бутылки с винами: от современной ее отличала лишь напыщенная драпировка в виде театрального занавеса – бархат, фалды, складки, и всё темного цвета, вишневого, коричневого. Ничего оранжевого или серебристого. Я прошла вход в продуктовый магазин: в витрине лежали разнообразные деликатесы, но не настоящие, сделаны то ли из воска, то ли из гипса? Пластика ведь в 1913 году не было? Лимоны, груши, раки, огромная пучеглазая рыбина, всё было раскрашено в темноватые цвета. В магазин вошли две дамы, и я осмелилась пробраться за ними. Да, магазин 1913 года – это вам не нынешний супермаркет с коробками на цементном полу. Прилавки из мрамора, над ними круглые стеклянные витрины, а за спиной продавцов тёмные деревянные шкафы до потолка. Все сотрудники – мужчины, в белых фартуках и белых перчатках. А касса какая – ретро! Сияющие кнопочки на рычажках, кассир крутит сбоку блестящую жёлтую ручку, раздается звон, и открывается ящичек для денег. Интересно, в 1913 году уже были макароны и сосиски? Или их позже изобрели? Спросить, что-ли, по голове не ударят. В конце-концов, это просто сон, чего бояться? – Простите! – окликнула я продавца. – Сосиски в продаже есть? – Позвольте, мадмуазель, какие же сосиськи (он так и сказал: «сосисЬки») в пост?! После Рождества милости просим, а сейчас скоромного не торгуем. – Ах, да, как это я забыла про пост? А макароны? Макароны есть? – Извольте, вон в той витринке. – Благодарю, – сказала я. Надо же, как я теперь благообразно выражаюсь! Я подошла к витрине: макароны стояли в стеклянных вазах с крышками – длинные, жёлто-серые, очень толстые и с дырками посередине. Ага, значит, уже изобрели. Я внимательно оглядела магазин и, к своему удивлению обнаружила – в 1913 году существовали консервы, какао, кетчуп, шоколад, манная крупа, плавленый сыр и даже кока-кола: на одном из прилавков стояла маленькая корзинка, а в ней – пузатая бутылочка кока-колы и пакетики с надписями по-английски. Судя по рисункам, в пакетиках были крекеры, кукурузные хлопья и шоколадное печенье. Продавец перехватил мой взгляд, лучезарно оскалился и доложил: – Только вчера доставили из Американских штатов. Я улыбнулась в ответ и пошла к выходу. Возле дверей, там, где в современных магазинах автоматы с разноцветными шариками жевательной резинки, стоял столик с подносом. На подносе лежала гора конфеток в пестрых фантиках. Покупатели брали по одной, перед тем, как покинуть магазин. Я тоже взяла конфетку и положила в карман пуховика. Обошла площадь по периметру, и оказалась на стороне Садовой, где стоял наш дом. В супермаркете расположилась чайная. Во всяком случае, так было написано на вывеске. И в витрине стоял толстый самовар, похожий на стыковочный узел космической станции. Внутри чайной я обнаружила мужчин, пьющих вино, и ринулась назад, на улицу. Я почти подошла к нашему парадному, когда дверь открылась – в 1913 году она была со стеклянным окошком овальной формы, и на тротуар выкатились смешные детские санки: два деревянных креслица с подлокотниками стояли друг за другом на длинных полосках металла, напоминающих лезвия беговых коньков, под сиденьями свисали стёганые мешки. Санки подтолкнула нога в сапожке, рука придерживала дверь. Затем на улицу вышла дама с двумя маленькими детьми, мальчиком и девочкой, на детях пальто с меховыми воротниками и огромными пуговицами. У девочки на шапочке топорщилась большая меховая оборка, казалось, кроха радостно и наивно смотрит из серединки мехового цветка. Я с интересом рассмотрела наряд дамы: длинная шуба из каракуля, с короткими и очень широкими рукавами, отороченными пышным черным песцом или чернобуркой, длинные перчатки со множеством мелких пуговок-бусинок, обтянутых кожей. Сапожки тоже с пуговками, на каблучках, похожих на песочные часы. Дама по очереди усадила детей в креслица, заправила ножки в стеганые конверты и прицепила концы конвертов к поручням. – Поехали с орехами! – весело сказала она. Дети залились счастливым смехом. Процессия прошла мимо меня, оставив яркий, крепкий запах духов. Я осторожно вошла в парадное – совершено другое, не такое, как в настоящей жизни: жарко натопленное, ухоженное, даже роскошное. И огонь, пылающий в камине, и сияющее зеркало в золотой раме, и пурпурный ковер перед лестницей, и пальма на площадке у окна, и мраморная окраска стен, – все разительно отличалось от парадного, где жила моя бабуля. Я сделала шаг, но наперерез мне вдруг вышел человек, похожий на Петровича, которого я сперва не заметила – он сидел у стены, на длинной скамейке с плюшевым сиденьем. Судя по мундиру, смутно напомнившему гусарский, это был дореволюционный вахтер. Или как там их называли в 1913 году? – Позвольте, барышня, вы в который номер? – спросил вахтер. – Я в квартиру. – В которую, к кому? Фамилия господ какая? – Фамилию не помню, а квартира на четвертом этаже. Я попыталась вспомнить, называла бабуля фамилию художницы и ее мужа-инженера? Нет, не называла. – Позвольте выйти прочь, – ласково сказал вахтер. Вспомнила, кажется, вахтеры раньше назывались привратниками? И он вежливо, но твердо выпер меня на улицу. Вот так сон, уж пора бы мне просыпаться, потому что на улице очень холодно. Делать нечего, побегу с канала, вернусь домой через черную лестницу. |