Книга Три заповеди Люцифера, страница 117 – Александр Овчаренко

С лёгкой руки Мостового Вацлав активно участвовал в заговоре против Хрущёва, и после смещения последнего полковник Лещинский уже мысленно примерял на себя генеральский китель. Однако судьба преподнесла ему неприятный сюрприз: вместо приказа о повышении в должности пришёл приказ об увольнении на заслуженную пенсию в связи с якобы планируемым омоложением личного состава Центрального аппарата КГБ. Новый генсек рассудил здраво: кто предал единожды — будет предавать и в дальнейшем. Поэтому, не мудрствуя лукаво, тихо, без суеты и громких обличительных процессов, которые так любил товарищ Сталин, убрал всех заговорщиков — кого на пенсию, а кого на малозначительную профсоюзную должность.

С тех пор Вацлав возненавидел родную «контору», и, используя свой богатый опыт контрразведчика, стал активно работать против бывших коллег, чем надёжно обезопасил тайную деятельность членов «Ближнего круга». Благодаря Лещинскому в ФСБ регулярно поступала информация, которая не опровергала факт существования «Ближнего круга», но представляла его деятельность безобидной и вполне лояльной к существующей власти. Дескать, тешат себя на старости лет ветераны, играют по привычке в закулисные игры, но никому беспокойства не причиняют и старческий маразм дальше своего «Ближнего круга» не распространяют.

Вот так под видом клуба «Кому за…» в самом центре Москвы, под самым носом Федеральной службы безопасности, не один десяток лет гнездилась мощная высокопрофессиональная организация заговорщиков, во главе которой стоял её бессменный лидер — Сталинский сокол.

Василий Иванович нашёл Лещинского сидящим на лавочке в тихой безлюдной аллее. Несмотря на лёгкий морозец, Вацлав был без головного убора и без перчаток. Он что-то помечал тоненьким карандашом в чёрной записной книжке. Увидев Мостового, Лещинский встал, спрятал записную книжку в карман и по привычке одёрнул клапаны пальто, словно на нём была не гражданская одежда, а перепоясанная портупеей шинель.

— Гвардия не сдаётся? — пожимая руку, спросил его Мостовой, намекая на офицерскую выправку и не по годам бодрый вид.

— Не сдаётся и не умирает! — в тон ответил старый чекист, который догадался, что главный заговорщик явился к нему не для того, чтобы справиться о здоровье.

— Случилось что-то? — с равнодушно-показным видом поинтересовался Лещинский.

— Случилось, — скрипнул зубами Мостовой и присел на промёрзшую лавочку. Лещинский сел рядом, но вполоборота, чтобы лучше видеть лицо собеседника.

— Калмыков пропал, — без долгих предисловий сообщил Мостовой.

— При каких обстоятельствах?

— В том-то и дело, что при очень необычных, можно сказать, хреновых обстоятельствах! — ругнулся в сердцах министр.

— Где и когда? — не меняя тона, поинтересовался Лещинский.

— Вчера вечером, в Кунцевском парке.

— И какая нелёгкая занесла старика в такое необычное время и место? — подозрительно сощурился Вацлав.

— Я послал, — неохотно признался Мостовой. — Надо было «концы зачистить», — упреждая следующий вопрос, пояснил Сталинский Сокол. — Я понимаю, Вацлав, что подобная работа — твоя прерогатива, но здесь всё не так просто.

— Одним ударом двух зайцев? — смекнул Лещинский, который сразу сообразил, что старый Калмыков плохо смотрится в качестве «чистильщика». — Калмыков не должен был вернуться?

— Не должен, — согласился Василий Иванович. — Он и не вернулся, но известий о его гибели до сих пор нет, труп отсутствует, и я подозреваю, что он выжил.

— А это плохо, — закончил мысль Лещинский.

— Очень плохо, — согласился Мостовой. — Я бы никогда не стал плести эту паутину, но ты ведь сам мне подбросил мысль «о ложной цели накануне стратегического наступления». Вот Калмыков в роли этой самой цели и должен был выступить.

Лещинский недовольно поджал губы: он не любил, когда кто-то залезал в его «огород».

— Кстати, мой личный «Бентли», который я дал на вечер Калмыкову, тоже пропал. Мы с исполнителем всегда встречались в моей машине, — пояснил Василий Иванович. — Поэтому чтобы его не настораживать, я сам настоял на том, чтобы Калмыков взял мой автомобиль.

— Сегодня же подай заявление в милицию об угоне автомобиля! Это крайне важно, иначе смышлёный следователь свяжет эти два факта воедино, и ты попадёшь под подозрение.

— Заявление не проблема, подам. Я боюсь, как бы Климент со страху не бросился в объятья твоих бывших коллег, — продолжил Мостовой.

— Он что у нас, без греха?

— Да нет, грехов на нём, как на Трезорке блох! Однако со страху чего не сделаешь. К тому же он не дурак, и всё о себе выкладывать следователю не будет, и если учесть былые заслуги, возраст, помощь следствию, то при желании все известные прегрешения можно списать за давностью времени. На худой конец, условный срок.

— Будем искать! — коротко заключил Лещинский. — Дома не появлялся?

— Нет, я узнавал.

— Значит, при себе у него минимум денег, паспорт по всей вероятности, тоже дома. Далеко не уйдёт.

— И ещё есть проблема, — нехотя признался министр. — Исполнитель! Он сейчас ушёл из-под моего контроля, и где его нелёгкая носит — одному богу известно.

— Зачистить?

— Безусловно! И по возможности раньше, чем моего старого друга.

— Зацепки есть?

— Только словесный портрет, да бывший канал связи, но это вряд ли тебе поможет.

Лещинский тяжело засопел. В его распоряжении было целое подразделение бывших офицеров спецслужб, натасканных за годы службы на выполнение заданий любой сложности, но для такой работы нужна была хоть какая-то отправная точка.

— То есть, где он теперь «вынырнет», ты не знаешь?

— Возможно, будет искать меня для сведения счётов.

— Это уже кое-что! — повеселел Лещинский. — Будем ловить «на живца».

Василий Иванович зябко поёжился: роль наживки его не устраивала, но выхода не было, и он молча кивнул.

* * *

10 час.10 мин. 1 ноября 20** года

Ближнее Подмосковье

Машину он продал на удивление легко. Просто заехал на территорию авторынка и встал недалеко от здания администрации. Расчёт оказался верным: «лица кавказкой национальности» сначала осторожно приблизились к машине и тактично стали выяснять, кто прикатил, на контролируемую ими территорию на такой шикарной тачке. Когда стало ясно, что на рынок пожаловал не очередной бандит, не ревизор и даже не милицейское начальство, а простой, точнее, почти простой гражданин, мечтающий обменять поблёскивающего чёрным лаком «железного коня» на хрустящие банкноты с изображением американского президента, то они стали в открытую кружить вокруг автомобиля и восхищённо цокать языками.

— Слушай, уважаемый, зачем тебе такое дорогое авто? Ты уже старый, тебе дома сидеть надо, а не на такой машине по Москве девочек катать! Продай! Я хорошую цену дам! — наконец заговорил самый старший из них.