Онлайн книга «Где-то на земле есть рай»
|
… Или все-таки касается? Поди тут разберись! — А мочки у него были вовсе не красные, — заметила я вслух, чтобы отогнать лишние мысли. — Верно, — спокойно согласился Павел. — Но он-то этого не видел. У каждой профессии есть свои маленькие и большие секреты. Наша профессия — выяснять, кто говорит правду, а кто лжет, и, так как правда у всех одна, а способов соврать — куда больше, приходится пускаться на разные хитрости, чтобы узнать истину. Это было еще мелкое ухищрение, можете мне поверить, и все равно оно меня восхитило. Впрочем, я тотчас же поспешила принять деловой вид: — Паш… — Ась? — Там в коридоре женщина… — Что за женщина? Я замялась. По правде говоря, я даже толком не могла объяснить, что меня в этой женщине встревожило. — Она сидит с самого утра. Когда я приехала на работу, она уже была там. Потом привезли Савину, приехал ее муж, а она так и сидела на прежнем месте. Сейчас я выходила за водой, а она все еще в коридоре. Ласточкин нахмурился: — Сумасшедшая? Наверное, в каждом отделении встречаются такие не вполне здоровые граждане. Они приходят с совершенно бредовыми жалобами и просьбами, угрожают, умоляют, обвиняют нас бог весть в чем. Старушка требует найти кошку, которую два года назад переехала машина, пьяница клянчит деньги за несуществующие сведения чрезвычайной важности… — На сумасшедшую она не похожа, — твердо ответила я на вопрос Паши. — Опиши ее. — Лет двадцать семь — тридцать, пепельная блондинка, роста среднего или невысокого — так как она сидит, точно сказать сложно. Хорошо одета: голубой костюм, сумочка и туфли того же цвета. Ласточкин забарабанил пальцами по столу. — Ну и из чего ты сделала вывод, что она не сумасшедшая? — Из-за сумочки и туфель, — сухо ответила я. — Если женщина не разучилась подбирать их тон в тон, значит, с головой у нее все в порядке. — Вставишь эту фразу в свой роман, — буркнул Павел. — Успех тебе обеспечен. — Он потер подбородок. — Значит, говоришь, с самого утра сидит? — Он вздохнул: — Какое вообще впечатление она на тебя произвела? Я немного поразмыслила. — По-моему, она специально готовилась к визиту к нам. — Это ты опять по сумочке и туфлям определила? — осведомился мой напарник, и в его глазах мелькнул мефистофельский огонек. — И по костюму, — сердито ответила я. — По-моему, она чем-то до смерти напугана, но в то же время боится идти к нам. — Когда на всех углах кричат о злых продажных ментах, трудно ожидать другого поведения, — хмыкнул капитан, поднимаясь с места. — Ладно, пошли взглянем, что это за девушка в голубом. — Последние слова он произнес почти нараспев, и я с опозданием сообразила, что он имел в виду строку из стихотворения Сергея Есенина. Незнакомка сидела на том же самом месте, на котором я видела ее и перед очной ставкой Савиных, и в последний раз, когда возвращалась с водой. Завидев нас, она вцепилась обеими руками в сумочку и предприняла попытку вжаться спиной в стену. — Простите, вы кого-то ждете? — спросил Ласточкин. Она побледнела, затем покраснела и судорожно сглотнула, после чего отрицательно покачала головой. — Вы пришли по делу? Не сводя с него глаз, она кивнула. — Тогда вам лучше пройти в кабинет и объяснить, в чем оно состоит, — веско сказал мой напарник. — В том, чтобы сидеть тут, в коридоре, нет ничего хорошего. — Он сделал широкий жест, указывая на нашу дверь: — Прошу. Кажется, ему все же удалось преодолеть настороженность незнакомки в голубом, потому что она несмело улыбнулась. — Как вас зовут? — дружелюбно спросил Ласточкин. — Лариса. — Вот и прекрасно. Я капитан Ласточкин, а это Лиза, моя напарница. Сейчас мы с вами поговорим, и вы изложите нам, что вас тревожит. * * * И вот она сидит на все том же шатком стуле неопределенной модели, на котором незадолго до этого проливал безутешные слезы заказанный собственной супругой преподаватель. Паша всегда учил меня думать и действовать на опережение, и теперь, тайком рассматривая Ларису, я ломаю голову, в чем таком она может быть замешана. Вряд ли ее обокрали или у нее угнали машину — в таких случаях даже самый застенчивый человек поднимает крик очень быстро и уж, конечно, не высиживает по несколько часов в коридорах. — Значит, вас зовут Лариса? А фамилия? — Парамонова, — едва слышно произносит она. — Замечательно. Павел улыбается. Сейчас он мягкий, понимающий, обходительный. Само внимание. Сама вежливость. И только я, знающая его чуть лучше других, понимаю, что это всего лишь один из его обликов. Как маска, которую надевает актер, чтобы играть очередную роль. Он не торопит женщину в голубом, не подгоняет ее. Он ждет, когда же она сама наконец расскажет ему, что ее тревожит. Руки Ларисы нервно мнут ручку сумочки. Она — Лариса, разумеется, а не сумочка, — явно нервничает. Я впиваюсь глазами в ее лицо. Ну конечно же! Шантаж. Именно он лучше всего объясняет странное поведение Парамоновой, решимость и страх, что смешиваются на ее лице. Она хочет изобличить преступника, но боится последствий. Минуточку… а что, если дело вовсе не в шантаже? Что, если она стала свидетелем преступления? Такое тоже может быть, и все же меня не оставляет ощущение, что я что-то важное упустила. Она боится, но хочет нам рассказать — и в то же время глаза у нее умоляющие. Она опасается, что мы не поверим ей. Почему? Ласточкин между тем мягко выспрашивает у посетительницы, что случилось в ее жизни, отчего она пришла в наше обшарпанное здание и несколько часов подряд как приклеенная просидела в коридоре. Пока Лариса отнекивается. Она хотела бы знать… так, пустячок… Неожиданно она решается: — Дело в том, что я получаю странные письма… Мое сердце совершает кульбит в груди. Ну конечно, шантаж! И что я там себе напридумывала? — С угрозами? — спрашивает все понимающий Ласточкин. Лариса мнется: — Н-нет… Я бы так не сказала. — По почте или по Интернету? — По почте. — Вы захватили их с собой? — Да. Но… «Но» повисает в воздухе, потому что Павел протягивает руку. Щелкает замочек сумочки, и в ладонь капитану ложатся два или три измятых конверта. — Кто автор писем, вам известно? Лариса краснеет некрасивыми пятнами. — Мой муж, — почти шепчет она. — Кажется… Ласточкин вопросительно поднимает брови. — Бывший, — торопится она ответить на его невысказанный вопрос. — То есть почти. Я хотела сказать… |