Книга Если очень долго падать, можно выбраться наверх, страница 7 – Ричард Фаринья

— Есть тут одно нимфо, в «Цирцее III», с тех пор, как Хефф ее бросил, дает всем, но у нее бородавки.

— Хеффаламп Великолепный всегда любил уродок. И как она, ничего?

— Не хочу даже думать. Напилась до зеленых чертей и заблевала мне всю машину. Если на то пошло, эта девушка Памела меня интересует больше.

— Машина? У тебя появилась тачка?

— Предок отдал к последнему курсу «импалу».

— О, роскошь. Роскошь, роскошь, болезнь и гниение.

— Послушай, Папс, серьезно. В этом семестре я сажусь за книги. У меня восемнадцать часов, и я в списке.

— И что?

— И то, что я должен пробиться.

— Может когда-нибудь, слышишь, крысиный ублюдок и предатель предков,

— когда-нибудь я и спрошу тебя, зачем. Но не сейчас, ясно? Пошли к Луи.

— Его сносят.

— Что?

— Строят на его месте что-то под названием пансион «Ларгетто». Ради Бога, Папс, все меняется. Нельзя же болтаться целый год по стране, и вернуться в тот же пейзаж с теми же тараканами. Брось, пошли пить пиво в «Дыру Платона».

Наклонившись так, что тело составляет с землей шестидесятиградусный угол, и с трудом взбираясь на никогда не выравнивающийся холм, Гноссос думает о студентах, что карабкались сейчас слева и справа, глухие к зову судьбы. Возникают мастерские и магазины — на радость проходящим поколениям. Новое фотоателье, на снимках в витрине модели в драматичных позах, черный фон, освещенные снизу лица, трубочный дым, призывные взгляды: смотри на меня, я бюст Гомера. В Студенческой Прачечной снуют, путая свое и чужое белье, коротко стриженные честолюбивые юноши, студенты-шоферы радостно запрыгивают в студенческие микроавтобусы к студентам-курьерам, снег скрипит под заляпанными грязью бело-розовыми замшевыми тапочками, и у всех своя доля в общем деле. На что бы их раскрутить, думает Гноссос, вспоминая, как они с Хеффом гоняли у себя в подвале рулетку. Неожиданно скрипнула шарнирами вывеска: УНИВЕРСИТЕТ МЕНТОР, ОСНОВАН В 1894 ГОДУ. Видение усатых третьекурсников, целлулоидные воротнички, солидный, как и полагается выпускникам, словарный запас, соблюдение традиций. Переведите-ка мне на викторианский «жопа новый год»? Бывшие коровьи пастбища. Общага «Юпитер» с остроконечной крышей — знак того времени.

Миновали юрфак со его университетской готикой. Насмешка над Йелем, на самом деле, милый дворик, роскошное место для дуэлей. Головы изредка поворачиваются в его сторону, изумляясь, откуда взялось это кудрявое чучело. Новые лица, невероятные фигуры юных американских дев — невероятные даже под пальто. Избегайте моего взгляда, леди, не то прочтете в нем желание. Не перепихнуться ли с маньяком, прежде чем выходить за адвоката? Немного семени Гноссоса — вдруг муж окажется бесплодным после всех своих мартини. Вот эта, в зеленых гольфах. Где-то ее уже видел.

— Кто это, Фицгор?

— Где?

— В зеленых гольфах с мокасинами.

— Не знаю, какой-то гений социологии, кажется.

Невероятные ноги. Если б они знали, как это было давно. Софизм золотой середины. Какого черта — ее стоит запомнить.

— А это что такое?

— Новый инженерный корпус. Будут строить полный квадрат вокруг химического. Разве его еще не было, когда ты свалил?

— Точно не было. — Тонированные алюминиевые блоки, длинные пластины закаленного стекла, димаксионовые торсионы: синтетическое счастье из архитектурного мешка с подарками — одного на всех. Чистое, светлое, экономичное, функциональное, снести и за пару дней построить новое, оттащить на вертолете в Лас-Вегас — возможность уничтожения предусмотрена проектом. Поклон смерти.

Квартерон Хеффаламп сидел в «Дыре Платона» за складным лакированным столиком у музыкального автомата под пластмассовой кадкой с убогим искусственным плющом. Тощая угловатая фигура сжалась над «Красной Шапочкой», словно та собралась сбежать. Рядом девушка: прическа Жанны д'Арк и мужская одежда. Подкрасться осторожно, чтобы не заметил.

— Неужели это Хеффаламп, Фицгор? Вся морда в пене — о чем задумался, а?

Тощие, как у паука, руки-ноги взлетают в воздух, «Красная Шапочка», стукнув по столу, разливается шипучей лужей.

— Гаааааааа! — Глаза — как две недоверчивых луны.

— Совсем сдурел? Тут припрешься домой из великого похода, и некому даже руку пожать. Филистеры.

— Иисус и Мария! Так ты не сдох?!

— Фицгор мне уже сообщил.

— Пачуко в Техасе или где там еще, Овус сказал, тебя убили…

— Овус — воплощенная тяга к смерти, малыш. И не Техас, а Нью-Мексико — в Таосе сожгли бойскаута. А я зато посидел в кутузке.

— Без говна, старик. — Хефф нервно захихикал. — Все думали, тебе кранты. — Народ вокруг начал оглядываться. Фицгор засмущался, скормил музыкальному ящику монету и растворился в очереди за пивом. Жанна-д'Арк протянула руку:

— Меня зовут Джек. А ты, должно быть, Папс. — Сиплый баритон.

— Гноссос, подруга. — Удостоверившись в силе рукопожатия, сел за столик. Хеффаламп так и стоял с открытым ртом, недохихикав: огромные зубы торчат вперед, как у бобра.

— Ну и ну, — сказал он.

— Ты правда не слышал?

— Было что-то насчет Адирондаков, но точно никто не знал, да и с порядком какая-то хрень. Непонятно, то ли ты возвращался, то ли уходил.

— Я и сам не знал. Скорее — просто бежал, без этого никак. Эпифания на Норт-Бич, потом вдруг стал отражаться в чужих лицах. Главное — не потерять Исключительный статус, правда? Пришлось бежать.

— Почему? — спросила девушка по имени Джек, брови нахмурены, вид чересчур серьезный.

— Кто знает? На прыжок опередить мартышку-демона. Были знаки. — Вернулся Фицгор, огляделся, поставил на стол три банки эля, ушел за чем-то еще. — И почти всегда — вовремя. — Беда прячется в рюкзаке за последним серебряным долларом. — Ты еще крутишь рулетку, Хефф?

— Шшшш! Господи, если узнают, мне кранты.

— Новое начальство?

— Тетка, зовут Сьюзан Б. Панкхерст. Вице-президент по студенческим делам.

— Девственница?

Хеффаламп только простонал в ответ — подавившись элем, он теперь таращился на мокрые джинсы. Джек засмеялась и шарахнула Хеффа по спине, чтобы тот прокашлялся. Лесби — от бедра и выше.

— Хату ищешь? — спросила она.

— Уже снял на Авеню Академа вместе с Фицгором. Одна английская цаца как раз съезжает.

— Английская?

— С Фицгором? — переспросил Хефф, — Он же был в землячестве.

— Мемфис Слим назвал это квартирным вопросом. К тому же у Фицгора теперь тачка.

Музыкальный ящик вопит «Пэгги Сью», Бадди Холли заходится в икоте.