Книга Другие люди, страница 14 – Сол Стейн

— Его охраняет презумпция невиновности. В какие-то моменты вы намеревались использовать силу, чтобы остановить его?

— Я же вам рассказывала.

— Так вы знали, что можно предпринять?

— Ударить коленом по яйцам или ткнуть пальцем в глаз? Если вы про это, то да, знала. Я ходила на курсы самозащиты. И видела некоторые из приемов каратэ, смертельные удары, знаете ли. Ребром ладони по переносице или кадыку. На столике лежали ножницы. Может, я не могла заставить себя убить его, не знала, удастся ли это мне. Возможно, я опасалась, что смогу лишь ранить его, а он, рассвирепев, убьет меня. В подобной ситуации трудно сохранить ясную голову. Я могла промахнуться.

— Дело в том…

— Честно говоря, я рассчитывала перехитрить его. Думала, что отговорю.

— Хотите знать, что подумают другие?

— Что?

— Что вы не кричали и, зная, как надо защищаться, не шевельнули и пальцем.

Плечи Франсины поникли, словно под непосильной ношей.

— Вы плакали? После его ухода.

— Обычно я не плачу.

— Послушайте, я понимаю, сколь нелегок для вас этот разговор. Мы лишь собираем факты. Нам нужно знать, какие карты у нас, какие — у них. И лучше заранее выявить наши слабости.

— Разумно.

— Теперь расскажите мне, что произошло потом.

— Когда он ушел, я…

— Нет. До его ухода.

— Он прошел в ванную, смежную со спальней, оставив дверь открытой. Я услышала, как в раковину потекла вода, наверное, он мыл свой конец, чтобы жена ничего не заметила.

— Вы надели платье?

— Это был кафтан, не платье. Я лишь набросила его на себя, как одеяло.

— Вы не думали о том, чтобы убежать, вызвать полицию?

— Я не думала ни о чем, кроме как о его скорейшем уходе. Чтобы я могла встать и принять ванну.

— Вот этого как раз делать не следовало.

— В больнице мне так и сказали. Я не сообразила. В следующий раз этого не повторится.

— Надеюсь, следующего раза не будет.

— Этот сукин сын может вновь прийти ко мне. Он же живет наверху, что стоит спуститься на один этаж. Все за него, даже этот чертов закон на его стороне.

— Закон не принимает чью-то сторону. Это игра.

— Игра?

— Как шашки. Или шахматы. На старте позиции равны. Все решают ходы. Я стараюсь спланировать нашу стратегию. Пожалуйста, постарайтесь это понять.

Франсина глубоко вздохнула.

— Постараюсь.

— Продолжим. Он оделся?

— Не уходить же ему голым.

— Он что-нибудь сказал?

— Например, до свидания? Я же говорила, он поблагодарил меня. А когда я не ответила, добавил, еще увидимся, или что-то в этом роде. Для него все было в порядке вещей.

— А потом?

— Я помылась. Проспринцевалась. Больше всего мне хотелось поговорить с кем-нибудь. Рассказать о случившемся. Я все еще не могла поверить, что такое могло произойти со мной в моем доме.

— Да, я понимаю.

— Я позвонила доктору Коху, моей опоре.

— И?

— Он был ужасен.

— Меня это удивляет.

— Значит, вы можете представить себе, как удивилась я! Но, тем не менее, я поехала сначала в больницу, затем в полицейский участок на Уикер-авеню и, наконец, к доктору Коху. Меня отвез Билл. Мой знакомый.

Я как-то не подумал о дружке. Возможно, мне не хотелось, чтобы у нее был кавалер.

— От доктора Коха Билл привез меня к родителям.

— Он остался с вами?

— В родительском доме? Вы шутите?

— Вам обязательно зададут этот вопрос. Расскажите мне о больнице.

— Рассказывать нечего. Медсестра, похоже, розовая, заполнила бланк. Молоденький интерн осмотрел меня. Сказал, что не может взять сперму на анализ, потому что я проспринцевалась и приняла ванну. Он даже сказал, что не видит никаких следов полового контакта, тем более насильственного.

— Бесподобно.

— Я сказала ему, что знаю, кто это был. Он предложил мне назвать фамилию насильника полиции.

— Перейдем к полицейскому участку.

— Я знала, где он находится. Когда мы приехали туда, я попросила дежурного сержанта пригласить сотрудницу-женщину. Он поинтересовался, в чем, собственно, дело. Я ему рассказала. Он послал меня на второй этаж, поговорить с детективом и той самой женщиной. Они заполнили какие-то бланки.

— Они не предложили поехать к вам домой?

— Нет.

— Вы сказали, что знаете, кто это сделал?

— Естественно!

— И как они отреагировали?

— Записали фамилию и предупредили, что это серьезное обвинение. И на меня могут подать в суд, если я обвиню кого-либо в изнасиловании, но не смогу представить доказательств вины. Они спросили, есть ли свидетели предполагаемого преступления? Они только так его и называли, предполагаемое преступление. Я ответила, нет, это произошло в моей квартире, где никого, кроме нас, не было. Они спросили о больнице, и мне пришлось сказать, что там никаких следов изнасилования не нашли. Я говорила, что знаю насильника, а они твердили, что этого недостаточно, нужны улики.

— Фамилии детектива и сотрудницы полиции?

— Я их не знаю!

— Мы найдем их в протоколе допроса. Если они его составили.

— Вы полагаете, что они могли ничего не записать?

— Все возможно. Куда вы поехали из участка?

— К доктору Коху. Он мне ничем не помог. Я рассердилась. Он, кстати, порекомендовал обратиться к адвокату. И Билл повез меня к родителям.

— Вы им рассказали?

— Более-менее.

— Объясните, что вы имеете в виду.

— Есть пределы, за которые в разговоре с родителями не переступишь. Я рассказала об изнасиловании отцу, потому что доктор Кох сказал, что мне нужен адвокат.

— Давайте на минуту прервемся. Поймите главное: вы — наш единственный свидетель.

— Я знаю.

— И нам нужна очень мощная поддержка от независимых источников, чтобы убедить присяжных в нашей правоте.

— И на кого мы можем опереться?

— В этом-то и проблема.

— Как насчет доктора Коха?

— Он знает лишь то, что слышал от вас. Как говорится, сведения из вторых рук. Та же история, ничего более. Но у нас есть немного времени. Моя следующая встреча только в семь часов. Я хочу, чтобы вы рассказали мне о ваших взаимоотношениях с доктором Кохом. Почему вы обратились к нему, какие вопросы вы обсуждаете? Я понимаю, это глубоко личное, но, видите ли, если нам удастся убедить окружного прокурора или кого-то еще предпринять какие-либо действия против этого мужчины, защита обязательно зацепит ваши визиты к психоаналитику. Они свидетельствуют о том, разумеется, для обывателя, что у вас есть эмоциональные проблемы, что вы неврастеничка, что… и не надо возмущаться, такова жизнь, что какая-то часть вашей истории может оказаться выдумкой. А возможно, и вся история.