Онлайн книга «Давайте, девочки»
|
Для массажа с ним, подумал он, ей бы по-деловому раздеться, да обязательно самой, да первой, да еще рассказав мальчику, где вычитала, как это важно для полного раскрепощения. И проделать все сдержанно, строго пресекая любые его попытки сбить ее на фривольности… А уж потом, в процессе, как бы «нечаянно» завестись и отмочить такое, чтобы он офонарел. Так раскрутиться самой и его раскрутить, как ему и не снилось, даже после порнухи по видику… – Если уж отдаваться, то только так, чтобы, этот козел догадался: больше ему так никто не сумеет дать… Надо взрывать у них в башке гранаты. Малёк совсем скисла: – А что же теперь? Я уже все испортила. Я все сделала не так… – Ничего ты не испортила. Все можно исправить. Вот приди сейчас, и, насупившись, молчи. Он начнет расспрашивать, что случилось, а ты молчи. – Это ты рассказывал… А потом? Отвечать только вопросами? – Когда его совсем зашкалит, – не волнуйся – еще как зашкалит: он ведь с тобой уже всего достиг и вдруг такой облом… – Тогда – что? – Все то же. Массаж. Пусть думает, что ты ради этого только и старалась… Но отработай на всю катушку, разумеется, заведясь, но как бы нечаянно… И – до свидания. Никаких провожаний: я тороплюсь… Пусть он с этой гранатой в голове и уедет. И сам найдет всему объяснение. Целую кучу объяснений, непременно в твою пользу. И никуда не денется… – Рыжюкас помолчал. – Это я по себе знаю… Она торопливо поднялась, как всегда щекотно чмокнула его в шею и решительно двинулась, на ходу обронив: – Я сразу позвоню. – Подожди, – сказал он. – Запомни: он должен поверить, что тебя так повело в первый раз. И только из-за него. С нами все должно только быть только для нас и в первый раз. Иначе он тебе потом твою опытность ой как припомнит… Меня этому научила моя Тончайшая из… Но Малёк уже уносилась, ей не до его системных историй. 4 В газетной командировке в Пинск он познакомился со своей Тончайшей из Проказниц – миниатюрной и трепетной крохой, сразу покорившей его чистой и наивной искренностью. Вечером они гуляли по городу; когда проходили мимо окошка с отодвинутой занавеской, он машинально приостановился и заглянул. – Я такая испорченная, – сказала она, – я ужасно люблю подглядывать в чужие окна. – Я тоже, – признался он. – С самого детства. – Хочешь, – предложила она обрадовано, – я тебе такое покажу… Он хотел. Она привела его в какой-то замызганный двор, они преодолели гору мусора и оказались перед окошком, заставленным изнутри фанерным планшетом, продырявленным удобно, как стенка в общественной уборной. – Это мастерская одного художника, – шепнула она, – ты даже не представляешь, какая это развратная сволочь. Им повезло. «Развратная сволочь» стоял голым на стуле в центре заваленной хламом мастерской в позе Микеланджеловского «Давида», перекинув грязную майку через плечо. Перед ним на помосте, изящно выставив округлый мясистый зад, прогнулась местная Даная и массировала ему бесстыдно торчащий столп совсем не Давидовской миниатюрности. – Я такая дрянь, я тут просто с ума схожу, я приползаю сюда почти каждый вечер, а потом не могу заснуть, все представляя, – прерывисто зашептала она ему на ухо. Даная за окном взяла член в рот и завертела задом. – Смотри, смотри… – А сама ты хоть пробовала? – Никогда. Тут же на мусоре они и попробовали. Потом гуляли по набережной, наслаждаясь прохладой от реки. Она обескураженно молчала. У лавочки трогательно вздохнула, тяжело, как после двойки по географии: – Я, наверное, совсем испорченная дрянь, мне так стыдно, но я почему-то… еще хочу… Они уселись на лавочке и закрепили пройденный материал… С командировками в Пинск он, разумеется, зачастил. В конце концов она однажды отважилась и согласилась зайти к нему в гостиницу. Она что-то шепнула администраторше, чудом оказавшейся ее соседкой и беспрепятственно их пропустившей. Это – несмотря на строгость безумных совковых порядков, по которым пригласить девушку в номер было невозможно, хотя, к примеру, пассажиру могли впарить билет на двухнедельный пароходный круиз и в двухместной каюте, с любой незнакомой мадам в попутчицах. – Но только, чур, у нас ничего такого не будет. Разумеется, хмыкнул он про себя, вспомнив один из своих «афоризмов»: девушка, идущая к мужчине и думающая, как бы ему не отдаться, не менее порочна, чем та, которая об этом мечтает. Непорочные девушки думают о другом. Наивность и трогательность, с какими она ему уступила, неумело и покорно отдав свою девственность, были просто невыносимы. А когда все произошло, и она тихим поруганным кутенком заскулила, сжавшись в теплый комочек, Рыжук, испуганно застывший рядом, готов был умереть – от нахлынувших на него жалости и нежности, казалось, не испытываемых им доселе. Ничего такого он ведь не заслужил. Немного погодя, она зашевелилась. И совсем неожиданно потянула его к себе. Он не поверил, но она хотела еще. Дальше?.. Дальше в номере обвалился потолок. Сорвалась штора, грохнулся шкаф, вспыхнула и взорвалась лампа, начался пожар, потом с потолка хлынул дождь и засверкали молнии… Она терзала и истязала его до утра. Опомнившись, глянула на часы и кинулась одеваться: – Блин, что я скажу своему мужу. Сегодня он меня точно прибьет… Ты же видел, какой слон эта развратная сволочь… Она ушла, оставив Рыжука вовсе не раздосадованным. Напротив он был восхищен и благодарен. Восхищен – с восторгом ощутив это высшее из даримых женщиной искушений: так все выстроить с очередным козлом, чтобы он не только поверил, будто ему – единственному! – подарили самое бесценное – свой первый раз. Да проделав все так артистично и даже умело (что слабо возможно по первому разу, хотя и бывает), еще и вознесли, вселив представление, что исключительно он и только он оказался способен разбудить ее тайный талант… А благодарен Тончайшей из Проказниц, как он тут же ее для себя обозначил, он остался за урок. И за то, что она призналась в своем плутовстве. Понятно, что это Рыжук отнес исключительно на счет своих личных достоинств: с кем попало она бы так не раскололась. Такой бы урок сейчас Маленькой!.. Но она слишком спешила, ей было не до того: – Я же сказала, я позвоню… 5 Худо-бедно, но из штопора с Сеней он как-то выкрутился, переведя машину в пике – или, наоборот, из пике в штопор – как там, у пилотов, правильно? Но чувство растерянности осталось. Все, конечно, по Системе, но согрешила Малёк все же не вместе с ним, а отдельно. И не по его наводке, не по общему сговору, а самостоятельно. Наверное, раньше, случись это с кем-то из прежних подруг, его такое не очень бы задело. Но тогда он в себе был уверенно она спросила: |