Онлайн книга «Сказки по телефону, или Дар слова»
|
– Это тебе за прошлую ночь, – пояснила она. – Тут тоже пылкость пополам с томностью и щемящими воспоминаниями… А я буду привыкать к твоему запаху: буду слушать и нюхать – обонять то есть, – как будто ты рядом. Он пожурил ее за расточительность и ответил экзотическими духами Hanae Mori, от которых Анжелка пришла в полный восторг, точнее – в тихий ночной экстаз. Она почувствовала себя то ли гейшей, то ли таитянкой на острове посреди Великого океана: в лаконичной обстановке студии духи распустились гроздьями тропических ароматов и озвучили, раскрасили пустое пространство, оживив блеклые лилово-серые тона. «Цветы, – сообразила Анжелка. – В моей жизни не хватает цветов.» – Кто-то там говорил, чтобы я не тратилась на дорогие подарки, – напомнила она Сережке, – и предлагал, насколько помнится, посильное соучастие. Так вот, соучастник: я разрешаю дарить мне цветы. Присылай, когда захочешь. Только не розы и не тюльпаны, ладно? Орхидеи, хризантемы, нарциссы… – А почему не розы? – Не знаю… Они какие-то пухлые, чувственные… Розы грубее нашей любви, – сказала Анжелка. Он посетовал, что мысль о цветах пару раз приходила ему в голову, но как-то не зацепилась. – А за что ей цепляться, милый? – удивилась Анжелка. – Ты гений, у тебя мозги отполированы до блеска. Но ничего, я тебе их исцарапаю, не боись… Теперь она жила среди цветов в океане, в грозном гуле прибоя, в предчувствии неизбежной встречи с возлюбленным. Реальная почва ушла из-под ног, незаметно выскользнула, но ей, в азарте и запале последнего броска, было нестрашно. Она колдовала с запахами, вызывая Сережку, она заговаривала его на встречу и сама летела к нему сквозь посеребренный луной эфир – не гибельной любви к полетам ради, а по прямой, кратчайшим путем. Чтобы склеиться половинками, прилепиться, стать целым, единым и неделимым ядром мироздания, первоосновой жизни – вцепиться в него и замереть в вечном блаженстве. Не меч она несла, но ветвь благородного лавра, пригодного и для триумфа, и в домашнем хозяйстве; Свобода на баррикадах Парижа, Шурочка на капонире третьего караула, Анжелка Арефьева с блаженного острова Пасхи – она была всеми женщинами, которыми он грезил, всеми, которых потерял безвозвратно – она была единственным живым воплощением его женщин. Развязка близилась. В предчувствии ее Анжелка задним числом пыталась выйти с Сережкой на разговор о Вере Степановне – этот груз мешал ей в полете, тянул к земле, – но всякий раз что-то, похожее на дурное предчувствие, обламывало на полуслове. О маме поднявшейся, нынешней, в нынешней ее крутизне по телефону не получалось. Как-то так повелось еще с конторских времен, что Вера Степановна в ее рассказах оставалась продавщицей не продавщицей, а чем-то вроде товароведа – товароведа по жизни, с расплывчатым масштабом занятий, но конкретными связями, заначками и замашками. Собственно, полагала Анжелка, тут не было отступления от истины, а только от правды: в этом детском, изначальном восприятии мамы было больше цельности и устойчивости, чем в нынешнем разбухающем грозовым облаком и столь же аморфном образе. Правда о Вере Степановне была настолько фантасмагоричной, что звучала наивной до придурковатости ложью, беспомощной по части выдумки сказкой по телефону. С таким же успехом она могла прикинуться внучкой Ельцина, наследницей таиландского престола или любовницей Клинтона. Пусть это будет ему сюрпризом, решила Анжелка. Сказка так сказка: в конце концов, Иванушка-дурачок брал в жены лягушку, а не наследницу лихоборской империи. Вот так она сформулировала это дело. Он продолжал аккуратно, через два дня на третий присылать ей цветы, пока вся квартира не превратилась в оранжерею: орхидеи и хризантемы стояли долго, а хрупкие нарциссы Анжелка подкармливала аспирином. Она бродила по своему королевству, по своему сказочному цветочному острову как зачарованная – как невеста, укрытая от палящих лучей и пылких взглядов балдахином из флердоранжа. – Мы уже не разговариваем, а что-то другое, – определил однажды ночью Сережка. – Как будто щекочем друг друга перышками иносказаний… – Может, мы просто хотим друг друга? – Да, наверное… Я так точно как закипающий самовар, даже не самовар, а скороварка без клапана. Даже не знаю, как сказать, – это был такой кокетливо-риторический оборот, за которым обычно следовал укол рапирой, короче, раньше ты мне нравилась все больше и больше, а теперь все глубже и глубже. – Со мной то же самое, – призналась она. – Я тоже нравлюсь себе все больше, глубже и ширше… Он рассмеялся. – Потому что я – для тебя. А тебя не положено кормить второй свежестью, дохлыми девушками по вызову. Ты получишь настоящую живую Анжелку, самую богатую девушку в Москве – получишь, что заслужил, мало не покажется. Получишь все, дорогой. – Звучит грозно, – одобрил он, – и необыкновенно заманчиво. По-моему, у меня вырастают крылья… – А почему ты не удивляешься на самую богатую девушку? – А что, надо? Вообще-то, как ни банально это звучит, я тоже чувствую себя самым богатым человеком в Москве… Анжелка расхохоталась, а отхохотавшись, пожаловалась: – Я тебя очень хочу, Сережка. – Я тоже… И она не смогла остановить его вовремя: они заигрались-заболтались, и это случилось, да, это случилось по телефону. Они щекотали друг друга шепоточками-шепотками, ласкали друг друга как ласкают себя, то есть наоборот, состыковались в эфире, сплелись обрубками фраз, проводами и трубками, склеились языками, слюной, восточными ласковостями, они застонали-потекли-заскользили и кончили – !!! – тремя восклицательными знаками. Анжелка от невероятного взрыва чувств, от ослепительного блаженства и облегчения разрыдалась: видит Бог, она не хотела секса по телефону, подмалевок маминого портрета ожил и ехидно осклабился, не хотела этой астральной любви, он обманул ее, змей, но это было невероятно. Она всхлипывала, а он, ошеломленный эффектом, шептал волшебные успокаивающие слова. – Ты обманул меня, – успокоившись, попрекнула она. – Это нечестно… – Нечестно, но очень, очень приятно, – признался он. – Осмелюсь предположить, что доказать факт насилия невозможно. – Свинья!.. Теперь, как честный человек, ты просто обязан со мной увидеться! – Я готов, Анжелка, – ответил он. – Можно подавать к столу. Или хочешь потыкать вилкой? – Нет, – сказала она, – вилкой потом. Сначала свидание. Значит, так… Завтра после работы позвони мне с Патриарших прудов. Я буду смотреть на тебя из окна. Понял? – Так точно. Позвольте, однако, поцеловать вас на прощание – вот, скажем, в божественный прогибчик между спиной и попкой – как русскому, пламенно и нежно… – П-шел вон, – она едва не отпрянула от трубки, – тебе, ушлому, только дай… Все, Сережка, я побежала в ванну – не хватало только подзалететь от тебя каким-нибудь сложносочиненным придаточным… |