
Онлайн книга «Исповедь пофигиста»
Но это же позор в армии — служить до последнего дня. И еще целых два месяца срока. Но Антон еще не все сказал: — Лукацкий! До конца службы — ни одного увольнения. И ты тридцать первого пойдешь на вокзал покупать билет. Купишь его или нет, меня это не колышет. Конечно, больше всех пострадал Пузырь. Ледяная станция! Там живут в землянках, в каторжных норах, там даже гарнизоны не стоят, а так — группки по десять человек. Не жилец теперь Пузырь, нет, не жилец! И вдруг у Антона событие: приехал дружок по Афгану. Они с ним нажираются и приходят к нам в часть. Он и раньше сюда приваливал, иногда с телками. Офицер же! Полчасти в самоволке, а ему по барабану. — Кровать мне принесите в кабинет, и меня на пару дней нигде нет. А тут — друг с Афгана! Ночь, оба пьяные. Построил часть и ходит перед ним, хвастает: — Коля! Познакомься. Все — мои орлы! Коля в камуфляже, настоящий душман. Выводит Антон меня из строя: — Вот, Коля, наш отличник, дембель, но тридцать первого — домой. Потому что засранец! А потом его повело: — Ну что я, зверь? Вы же меня, сволочи, сами все время подставляете. Ладно! Бум корифаны! Лукацкий, как тебя там, завтра идешь в увольнение в город. Сам. Я тебе увольнительной не даю. И на какое число купишь билет, тогда и уедешь. Я обрадовался. Да здравствует Антон! Капитан, капитан, никогда ты не будешь майором! А Антон уже стал майором. Афганец, блин! Убийца! Добрейший человек! Я надеваю гражданку и в город. Холодно. В кассе билетов нет. — Девушка, — прошу, — дай билетик на счастье, или я на твоих глазах застрелюсь! — Вы что, с ума сошли? Вот есть один на пятнадцатое декабря. Но он уже забронирован. — Считай, что заказчик умер. Сколько с меня за себя и за того парня? Плачу двадцатку сверху и забираю бронированный билет. Прихожу в часть — все в строю. И, похоже по всему, ждут только меня. Командир злой, а я в гражданке. — Вы где шлялись, товарищ солдат? А это что-то невиданное: я в гражданке захожу в военную часть при командире! Такого даже в военной академии не проходят. — Товарищ майор! Я в город ходил. — А кто вам разрешил? — Вы, товарищ майор. — Что я? — Вы сказали, чтобы я шел в город, что увольнительную не дадите, чтобы я купил себе билет. На какое число куплю, такого и уеду домой. Я и пошел в гражданке. Ну, гляжу, контузия играет. — Кто это вам говорил? — Вы! Ну, больной же человек. Он там на мине подорвался, на советской, мозги в пятки ушли — самый раз частью командовать. — Товарищ майор! Разрешите, я по секундам все доложу? — Доложь! — Вчера к вам приехал друг… — Чей друг? — Наверное, ваш, с Афгана. — Ну, положим… — Вчера ночью вы пришли… — Кто? — Вы. — Куда? — Сюда. — Когда я пришел? — В три ночи, в тяжелом состоянии… — А дальше что было? — Дальше вы нас построили и сказали, что я — лучший боец части и могу идти… Товарищ майор! Я уже не ребенок, я уже два года не ребенок, мне домой пора идти. А вы!.. Он — раз! — тишина. Смотрит на строй и приказывает: — Немков! Я такое говорил? А строй хором: да! — Что-то я такого не помню. — Я бы на вашем месте, товарищ майор, тоже не помнил. — Ладно! Встань на свое место! Лукацкий, помолчи! Ты купил билет? На пятнадцатое декабря? А что, на позже ничего не было? А как ты его купил? — За деньги, товарищ майор! — А где деньги взял? — Скопил, товарищ майор. Буду я ему батины переводы по пятьсот рублей показывать. У него оклад четыреста, его тогда совсем парализует. Антон меня, бывало, спрашивал, сколько у нас в Сибири зарабатывают. — Ну, — объясняю, — я, ученик электрика, получал триста шестьдесят. А батя, настоящий электрик — восемьсот. Он удивлялся: ни фига! — А вы приезжайте к нам в Стрежевой. Мы вас там устроим. — Кем? — Командиром части. — А там что ж, есть военные части? — Для вас, товарищ майор, организуем! Распустил Антон строй. Подходит ко мне: — Лукацкий! Через две недели у жены день рождения. Я ей колечко хочу подарить грамм на пятнадцать. Но девятьсот девяносто девятой, чтоб крепче любила. Сделаешь? Ну, сделал. Приходит через неделю. — У сына девчонка есть, ей бы сережки грамм на двадцать. Ты все равно скоро уходишь, спишешь там как-нибудь. — Товарищ майор! А у вас уши не отвиснут? Сказал и думаю, что ж я ему сказал! Он же меня сейчас вечным сверхсрочником сделает! — Разрешите — говорю, — идти? — Мммм… идите. Гляжу: обиделся крепко, затаился. Но ушел я хорошо. Я вообще всегда хорошо ухожу, а главное, вовремя. Поезд в час ночи, клянчу у обиженного Антона: — Дайте машину! — А самолет тебе не подкатить? А уши у тебя не отвиснут? Ладно! Но только никого там не спаивай. Через четыре дня вручу тебе военный билет, он уже пробит. А пока отдыхай. От-ды-хай! Это я умею лучше всего. Я — на кровать в сапогах. Заветная мечта солдата: днем на кровать — в сапогах! А тут все законно: командир приказал отдыхать. Я должен подчиниться. С удовольствием! Лежу, подчиняюсь приказу. Заходит Фара — заместитель Антона. Его все не любили. Антона любили, хоть мы для него были все сволочи, каждый по-своему. А Фару ненавидели, и он нас ненавидел. Фара как увидел меня в сапогах на кровати… Ремень растегнут, подшивка растегнута. А у меня подшивка была дембельская — четыре уголка, все по закону, блин! Фара на меня глянул, и у него фуражка на ушах поднялась. — Не понял? — Товарищ капитан! А чего тут понимать? У меня в военнике стоит печать, и я видел все это в одном хорошем месте. И — бац! — ноги на перила кровати. А сам в ужасе: что я ему, стручок гнилой, сказал? Набрался, идиот, храбрости! А он кричит: — Товарищ солдат! — Я вам больше не солдат! Все. Смена пришла. — У вас еще четыре дня. — Мне товарищ майор разрешил отдыхать. Фара убег. Заходит Андрюха. |