Онлайн книга «Ангелы на кончике иглы»
|
– Не сейчас!… Значит, ваша статья – о восприятии музыки прахами жены и матери? Он уже навострился сплавить посетителя в отдел литературы и искусства. – Не совсем, дорогой товарищ Тавров! Это было бы слишком интимно. Видите ли, я хочу поднять в газете вопрос о нецелесообразности существования кладбищ вообще. Они занимают много земли, похороны обходятся трудящимся дорого. Лучше не хоронить! – Вообще? – уточнил Яков Маркович. – А как? – Прахи должны держать родственники. Тогда, кроме крематориев, государству никаких забот иметь не надо. Ни кладбищ, ни могил, ни колумбариев. Своего соседа я уже уговорил. Они с женой выделили дома полку в серванте и уже купили вазоны. – Для кого? – Себе, конечно. Товарищ Тавров! Я знаю, вы всегда выступаете в газете с ценными починами. Их подхватывает вся страна. Что, еcли мы с вами начнем новый почин: «За не занимать места на кладбищах»? – «Трудовая правда» выйдет с шапкой на всю полосу «Держите покойников дома»? Вам что, нужен мой прах? – Ни-ни! Зачем покойников? Только пепел… Посмотрите: в масштабах нашего государства, я прикинул, будет экономия в два с половиной миллиарда рублей. А главное, с точки зрения нашей коммунистической морали – как раз и осуществится то, о чем вы пишите, – о верности заветам героев-отцов. – Так ведь то же героев! – Простите, товарищ Тавров, тут я позволю себе с вами не согласиться. У нас героем становится любой! – Давайте статью! – проскрипел зубами Раппопорт. Он бегло пробежал глазами по строчкам, чувствуя, как внимательно следит автор за выражением его лица. Если предложить доработать статью, он припрется опять. Если похвалить и взять, а после тянуть, он не отстанет, пока сам не превратится в прах. Нет, тут надо рубить сразу. И, отложив статью в сторону, он сказал: – Вот что, Шатен! Другие бы, менее принципиальные люди, с вами крутили, я скажу откровенно. Все то, что мы печатаем в газете, – это дерьмо. То, что вы написали, – тоже. Но это не то дерьмо, которое мы печатаем! – Позвольте! – Не позволю! Чтобы вы начали почин, у меня лично возражений нет. Но валяйте в другой области! Мы пишем только о героическом настоящем и светлом будущем. И никаких покойников! Обиженный автор взял со стола статью, сунул ее в портфель и ушел не простившись. Посетители не давали Таврову вздохнуть. Вокруг стола уже сидели трое круглолицых молодых людей и, не сводя глаз, следили за каждым его движением. Двое были одеты в черные костюмы, при галстуках, третий – в серый костюм с красной прожилкой и тоже в галстуке. Раппопорт поежился. – Что угодно, молодые люди? – Ваша газета, – начал без предисловий тот парень, что был в сером, – должна осветить один вопрос. Когда вы можете это сделать? – А вы, собственно, откуда? – Мы из ЦК комсомола… – Так у вас, коллеги, есть своя газета! И ей нужны молодые авторы! – Свою газету мы уже подключили, – сказал молодой человек в сером. – Если надо, надавим. – Давить не надо, я не клоп. А в чем, собственно, дело? – Вы, конечно, знаете, что альпинизм – спорт мужественных. – Как же! Видел по телевизору. – Однако восхождения проводятся без высоких целей. Вернее, просто с целью покорять вершины. – Верно! – согласился Раппопорт. – И вы?… – Мы организуем восхождение в честь столетия Владимира Ильича. Группа комсомольцев во главе с мастером спорта Степановым понесет на вершину пика Коммунизма бюст Ленина и там его установит. Навечно. Я политрук группы. Мы хотели бы, чтобы ваша газета регулярно рассказывала читателям о подготовке беспримерного похода. – А бюст тяжелый? – Скажи, Степанов! – приказал политрук. – Двадцать четыре и семь десятых килограмма… – А вы, политрук, тоже понесете свой бюст? – Нет, по плану я буду координировать штурм с базы. – Понял! Кто же понесет? – Степанов. – А остальные? – Мы – ответственные организаторы восхождения, – объяснил политрук, – занимаемся пропагандой мероприятия. Ведь поход высшей категории трудности! Ну, а политическое значение… – Все ясно! – засопел Раппопорт. – Я приветствую ваше начинание, молодые люди! Только давайте, ребятки, договоримся так. Я уже целиком на вашей стороне. А вдруг не донесете бюст? Ну зачем вам вляпываться? Я уверен, что все будет в порядке. Донесете – немедленно сообщим… Даю слово советского газетчика! Не ожидая, пока трое найдутся, что возразить, он поднялся и начал всем им сердечно трясти руки. – Желаю успеха! Хорошее дело задумал комсомол! Подумать только: двадцать четыре и семь десятых килограмма, а?… Похлопывая альпинистов по плечам, он вытолкнул их за дверь. – Слыхал, Яков Маркыч? – спросил, пробегая мимо, редактор отдела промышленности Алексеев. – У Макарцева инфаркт! – Шутишь! – Упал, выходя из ЦК. Но влез обратно на четвереньках. Железная воля! Вот так, живешь-живешь и не ведаешь, где прихватит… Весть о главном с быстротой электричества распространилась по редакции. Из отделов сотрудники повалили в коридоры узнать подробности. У каждого нашлись информация, предположения, опасения за будущее. Впрочем, именно информации было недостаточно. Кто уже слышал кое-что, от многократного пересказывания обзавелся подробностями. – За ответственность приходится платить здоровьем, – философски изрек Алексеев. – Страна даром денег не платит. – При чем тут ответственность? Да ему, небось, влепили за «Королеву шантеклера», и он с катушек долой, – говорил фотокор Саша Какабадзе. – Помните звонок? Критическую рецензию дали, а худощавому товарищу фильм понравился… Разве редактор мог такое предположить? – Что понравилось-то? – Да там у героини груди большие, в его вкусе. – В его бывшем вкусе, – холодно уточнил Ивлев, спецкор секретариата. – Потише, Славик, – осадил его Яков Маркович и оглянулся. – Понравились не груди, а то, что режиссер – испанский коммунист. – А по-моему, – сказал замответсекретаря Езиков, – Макарцев сам виноват. Все смягчал: и нашим, и вашим. Буфера между вагонами часто летят – на них нагрузка большая… Раппопорт слушал. Он вообще не любил говорить для такого большого количества ушей. Он оглядывал стоящих. Кто мог подложить папку? Кто довел хорошего человека до инфаркта? – Сам, говоришь, виноват? – Раппопорт приблизился к Езикову. – И в чем же ты его обвиняешь? В мягкости? |