Онлайн книга «Антиквар»
Высокие стеклянные двери да огромный мраморный холл с колоннами и внушительным подиумом, на котором располагались кабинки лифтов, — вот, пожалуй, и все, что осталось от былой роскоши одной из знаменитых московских высоток. Впрочем, и они — двери, колонны, ступени подиума — лучше всяких слов говорили о том, что время обитателей бывшего имперского Олимпа миновало. Все вокруг давно требовало ремонта. Все смотрелось обветшалой, дряхлой декорацией к пьесе, давным-давно отыгранной и снятой с репертуара. Даже консьерж — пожилой, грузный мужчина в мешковатом пальто, неловко примостившийся за обычным письменным столом у одной из колонн, — казался персонажем минувшей эпохи, забытым, наподобие чеховского лакея. Сдвинув очки на кончик носа, он отрешенно уткнулся в газету — тоже вроде бы старую, взятую из библиотечной подшивки, — и даже не поднял головы. Возможно, просто не заметил вошедших. Баринов хмыкнул и выразительно повел глазами — дескать, сами видите, какие тут свидетели. Откуда. В лифте, таком же обветшалом, как все вокруг, они поднялись на шестой этаж. Там Баринов бесцеремонно сорвал бумажные печати с высокой двустворчатой двери, расположенной в центре площадки. И, повозившись с замком, гостеприимно распахнул обе створки: — Прошу! В лицо ударил резкий запах лекарств, гораздо более ощутимый, чем в иной аптеке. Вишневский даже замешкался на пороге, пытаясь с ходу приноровиться к атмосфере квартиры. — Давно болела старушка — давно лечилась. Все и пропахло. Ну, будьте, что называется, как дома. Смотрите, исследуйте — может, и вправду мы, грешные, чего не заметили. — Все может быть. С архивом все сложилось? — О! Склоняю голову перед вашим всемогуществом. Так быстро и качественно нас не обслуживают даже в нашем. Интересное дело. Читали, наверное? — Пробежался вчера. — Я так и понял. Полагаете — есть связь? — Уверен. Иначе откуда в этом доме появился злополучный портрет? — Что же это выходит — боевой генерал скупал краденое? — Он мог не знать, что картина похищена. — Да будет вам! Я понимаю, конечно, — честь мундира и все такое. Однако про убийство Непомнящих вся Москва гудела. И дело, как выясняется, сразу же прибрало к рукам ваше ведомство. — Генерал на ту пору был от нашего ведомства так же далек, как мы с тобой — от Большого театра. Преподавал в академии Генштаба. — Ну, допустим. Однако картину почему-то принесли ему. — Почему, собственно, ему? Может, ей, покойной Галине Сергеевне, — это ведь она училась тогда в МГИМО, и ее, между прочим, однокурсник проходил обвиняемым по делу. — Проходил, да не прошел — пустил себе пулю в лоб. Кстати, вы полагаете, он действительно сам? — Что — сам? Сам застрелился — или сам убивал и грабил Непомнящих? — А и то и другое. — Насчет другого — уверен, что были сообщники или по меньшей мере сообщник. А по поводу самоубийства — не знаю. Сейчас судить трудно. Ты же читал протокол осмотра места происшествия и заключение экспертов по эпизоду самоубийства — одни штампованные фразы, как из учебника. — Или как нарочно. — Может, и нарочно. Так шевелись, действуй! Возможно, кто-то из тех, кто работал по делу, еще жив — допроси. — Ага! Допросишь их, ветеранов госбезопасности! Как же! И допросишь даже — так и будут шпарить, как по учебнику. Еще скажите — надави. — Скажу. Надави — только по-умному, без хамства. — Ох, мне бы вас в начальники, Юрий Леонидович. Все-то вы понимаете, все разрешаете, еще советы умные даете. — Плюнь и по дереву постучи. Накаркаешь себе на голову. Мои подчиненные слезами горькими умываются. Это с чужими я такой добрый да понятливый. — Ну, все равно. Забрали бы вы скорей это дело — я бы, честное слово, в ножки поклонился. — А что начальство говорит? — А ваше? — Мое молчит. — Вот и мое тоже. — Ладно, опытные мы с тобой парни, тертые. Ведомственные тайны хранить умеем. Дело, однако, пока на тебе. И я тебе без дураков говорю — начинай потрошить ту историю. Даже если в семьдесят восьмом наше ведомство почему-то решило упрятать концы в воду — сегодня тебя, вряд ли кто остановит. Убежден. Начинай. А заберут дело — твое счастье… — Вы продолжите? — Если отдадут мне, можешь не сомневаться — продолжу. — Да я, пожалуй, не сомневаюсь. И насчет ветеранов ваших уже запросил. — Тогда ты молодец. — Тогда скажите, что мы здесь ищем? Или на самом деле за нами грязь подчищаете? — Да нет за вами никакой грязи. Уверен, чисто сработали. На тот момент. Однако теперь, в свете, так сказать, открывшихся обстоятельств… — Значит, прошлое ворошить станем… — Вот именно. Письма, записки, фотографии, семейные альбомы и прочее. Меня, Вадик, очень интересует студенческая компания Галины Сергеевны. — Думаете, сообщник тоже из них? — Предполагаю. — И ее, по-вашему, именно он… — Очень может быть. — Кстати, хорошо бы начало дневника поискать, то, что у нас — вроде как окончание. Она так и пишет, помните: «Ну вот, начинаю очередную тетрадь…» Так что должны быть другие. — Не факт. Потому как тот, что у нас, по предположению некоторых умудренных опытом товарищей, — чистой воды липа. Ты, кстати, озадачь экспертов насчет времени написания. Есть мнение, как говаривали прежде, что писано все на одном дыхании, исключительно для антуража. — Это еще зачем? — Пока не знаю. Возможно, чтобы представить нам — то есть вам — Непомнящего во всей красе. — Вот оно как… Юрий Леонидович, а где сейчас Непомнящий? — Ты у меня спрашиваешь? — Ну, есть же у вас какое-то мнение по этому поводу. — Чтобы иметь мнение по поводу, нужно этот повод обдумать хотя бы вскользь — а я о вашем Непомнящем, откровенно говоря, почти забыл. — А сейчас вспомнили? — Сейчас вспомнил. Потому что ты спросил, для чего мог понадобиться липовый дневник. — Ясно. Еще вопрос разрешите? — Валяй. — Зачем вы просили подробный отчет судмедэкспертов? Ясно же, ее отравили, и она при том не сопротивлялась, Возможно, даже с удовольствием махнула рюмашку. Надеюсь, не на предмет половых контактов? |