Книга Музыка грязи, страница 9 – Тим Уинтон

Была какая-то тайна в том, что он бросил байкерствовать. Она не могла заставить его говорить о том, как он стряхнул с себя лохмотья, как он потерял цвет. В свое время он, должно быть, был прикольный, но теперь в нем была какая-то печаль.

Сегодня передний двор был пуст. Она нашла его в мастерской, где на подъемнике стоял чей-то кусок дерьма в виде «Нисана».

– «Окаменевший лес», – сказал он, не поворачиваясь.

– Что ж, ты нам его сам одолжил, – отвечала она.

– Лесли Ховард. Вот черт, а? Что за уродский ублюдок! Как это он пролез туда с Бетти, думаешь? Чтобы она поприличнее выглядела? И это лучшее, что англичане могут предложить большому экрану в период между двумя войнами? И даже в пайке ему не откажешь, этому блядскому коротышке.

– Ну, – сказала Джорджи, – теперь у них там Джереми Айронс.

– Да, ешкин кот!

– О, у него тоже бывают такие моменты.

– Да что ж они какие-то все недокормленные, бедные сучары? И Ра-а-альф Файнс [4] , черт побери!

Бивер вытер руки о старую майку и взял кассету, которую она принесла.

– Слушай, – начала она, – ты когда-нибудь… Когда-нибудь видел тут поблизости что-нибудь странное, Бивер?

– Да брось ты, Джордж! Это же Уайт-Пойнт. Странное? Это же моя работа. Привечаю странников и скручиваю лишние мили.

Она рассмеялась. Странники, видишь ли.

– Да я серьезно, – продолжила она. – По утрам, в смысле. На пляже. До рассвета.

– Ничегошеньки, милая.

– Никогда?

– Никогда.

Она смотрела, как он очищает руки от смазки. Увидев, что она заинтересовалась, он расправил ткань, чтобы она могла рассмотреть. Это была майка с гастролей Питера Аллена. Бивер поиграл бровями. Но она не стала расспрашивать.

* * *

Высоко на холме, за заброшенными арбузными бахчами, где каменоломня вдается в изгиб реки, среди известняковых башенок стоит Фокс, вдыхая печеную сухость земли и ощутимый привкус слизи с морских ушек на коже. Соленые южные порывы льются через холм, и поставленные стоймя камни посвистывают. Он вынимает бумажник. Смотрит на недействительную лицензию и поддельные документы. Вытаскивает сверток банкнот. Подходит к наклоненному камню и засовывает руку в трещину. Кончиками пальцев нащупывает квадратную жестянку и вытягивает ее вместе с фонтанчиком пыли, рассыпчатой, как детская присыпка. Жестянка из-под чая, «Русский караван» от «Твайнингс». Открывает крышку, принюхивается снова. Немедленно жалеет об этом.

В жестянке – толстая пачка денег, перехваченная слабой высохшей резинкой. Еще – несколько песчаных долларов [5] , раковина морского ушка размером с детское ухо, несколько высохших цветков боронии, два дымчатых кусочка мрамора и осьминожий клюв. Подо всем этим – несколько крохотных клочков бумаги, свернутых в шарики. Фокс обдумывает, не приложить ли раковину к уху, медлит, но потом решительно добавляет деньги к пачке. Резинка без особой убежденности хлопает и сжимает пачку. Он захлопывает крышку и кладет жестянку обратно в укромную ямку. Не задерживается.

* * *

Борис вернулся на работу. Джорджи плохо спала, ходила крадучись, пила и не бывала на пляже ночью. Рядом с почтой она однажды увидела женщину в бикини с ребенком, который отдирал «дворники» от «Хилюкса». В кабине другая женщина показала ей средний палец, подняла стекло и заперла дверь.

Джорджи обнаружила, что ухаживает за Джошем и потакает ему. Она чувствовала себя как какая-нибудь девка, которая подлащивается, чтобы вернуть отобранные денежки. Она презирала себя. А парню было все равно. Он возвращался из школы с несъеденными завтраками, не смотрел в глаза, выходил из комнаты, когда входила она. Его стойкости можно было только позавидовать.

Однажды она зажала Джоша в угол в его собственной комнате, где он лежал на кровати с фотоальбомом. Она уселась рядом и обняла его за плечи, чтобы не столько утешить его, сколько удержать.

– Что, если мы придумаем какую-нибудь общественно полезную работу, чтобы ты смог выкупить скейт?

– Все равно скоро Рождество, – сказал он.

– Правильно.

– Так я и подожду.

Она не сразу осознала, что он сказал. Джорджи едва сдержала смех – над силой духа ребенка, над его уверенностью. Но тут же она почувствовала, как он напрягся и все его тело с отвращением отдернулось от ее смеха. Он воспринял это как насмешку. Ей хотелось биться головой об стену.

Джош отодрал липучку со страницы альбома и вырвал фотографию своей матери. Он ткнул ею в лицо Джорджи и потом поднял фотографию над ее головой каким-то жреческим жестом, значения которого она не поняла. Его рука дрожала от ярости. Фотография была похожа на полную банку, которую он может опорожнить ей на голову в любой момент.

– Чужая-плохая, – пробормотал он сквозь молочные зубы. – Чужая. Плохая.

Джорджи заставила себя встретиться с ним взглядом, и он начал бить ее фотографией. Он бил не сильно, просто хлопал по ушам, рту и носу, – высокомерное движение, от которого ее глаза налились слезами.

Потом оба поняли, что в дверях стоит Брэд. Казалось, образ матери загипнотизировал его.

– Да ты даже и не помнишь, – сказал он брату.

– А вот и помню.

– Положи назад.

Джош вставил фотографию в положенное ей липкое гнездо и прикрыл целлофановым листом. На поверхности целлофана появилась капнувшая слеза.

– И лучше извинись.

– Он извиняется, – сказала Джорджи. – Я знаю, что извиняется.

Джош засопел и закрыл альбом.

Брэд отступил, чтобы дать ей пройти. От него пахло апельсинами. Он смотрел в сторону, когда она проходила мимо него.

Было уже за полночь, когда какой-то древний рефлекс заставил Джорджи поднять глаза от компьютера и увидеть отражающееся в окне бесстрастное лицо Джима. Он стоял в другом конце комнаты, за ее спиной, и не знал, что она может его видеть; он постоял там некоторое время, опершись бедром на угол лестницы, почесывая подбородок. Не так снисходительный мужчина тайком смотрит на свою возлюбленную. У него было закрытое и напряженное лицо, его выражение невозможно было разгадать – и дрожь неуверенности, если не страха, пробежала по ней.

– Привет, – сказала она.

– Поздно, – ответил он. – Уже поздно.

* * *

Пока он сматывает лески на катушки и складывает крючки на тарпона, дизельный генератор тихо урчит за стеной. Он поднимает румпель вверх, проверяет батареи и рулевое управление, наклоняет каждый мотор вверх и вниз, а потом вытирает стекло и консоль. Ветер уже на востоке. Завтра будет жарко, как в аду, море спокойно, вода чиста.