Онлайн книга «Факультет патологии»
|
У Магдалины так и отвалилась челюсть, когда Ирка сказала «противозачаточные». Ложный стыд сковывает наше общество, социалистическое. — Ирочка отвлеклась, — успокоила меня Магдалина, как будто меня эти дела волновали или я их не знал. — Значит, вы вправду можете достать какие-то лекарства? — Все! — бампкнула Ирка. — И легко. — И мумиё тоже? — Хоть два мумия. — Ирка уже поняла что-то. Чего не понимал я. — Подождите, Ира. Так что, Саша? — Да, могу, только скажите, какое вам нужно: казахстанское, владивостокское или какого другого района? — А! — закричала победоносно Ирка. — Что я вам говорила, он все знает, даже названия. И все может! — И вы сможете это сделать для меня, — неуверенно спросила она, — достать? — Конечно, — ответила Ирка, — для вас все, что угодно, Магдалина Андреевна, вы же его самая любимая учительница. (Я не выдержал и улыбнулся.) — Ну, ты скажешь, Ира. — Магдалина смущенно перевела плечами, они были пышные, как и она вся сама — Магдалина. — А сколько это займет времени, Саша? Ирка тут же вставила: — Если ему не нужно будет заниматься английским и как угорелому учить ваши темы, то… Она посмотрела на меня. — Неделю, — сказал я. — Ну, к английскому это не имеет отношения, Ирочка. — Да, но он же должен быть свободен, а не занят, чтобы доставать, — настаивала Ирка, видимо, пытаясь провести в мозг Магдалины, что связь есть и прямая. Провести — и оставить там как понятие. — А ему еще к экзаменам готовиться. — А сколько это будет стоить, Саша… приблизительно? — Об этом не волнуйтесь, — сказал я, — (так как летом нам еще предстоял госэкзамен по английскому языку.) — Ну, что вы, я так не могу, это дорогой препарат. — Раз он сказал, значит, так можно, Магдалина Андреевна, он мне таблетки тоже без денег доставал. — Так я могу надеяться? — Да, только какое именно? — Я вам позвоню вечером, если вы мне можете дать свой телефон, — это было неслыханно, теперь у Ирки отвалилась челюсть и полезли на лоб глаза, — и скажу. Я назвал ей свой телефон: 145-19-49, она спросила, когда меня удобней застать дома. Ирка уже потирала свои тонкие руки, думая, что она нашла. Но не так все просто было. — Магдалина Андреевна, а что насчет зачета? — А что насчет него, Ира? Потом они бились как «буйные» и условились на том, что десять тем она мне скосит из двадцати, а десять мне сдавать останется завтра, послезавтра и так далее. Но Ирку это не устраивало, она разошлась и стала волноваться (публично), а когда она волнуется, это нехорошо, я помню… а потом сказала: — Тогда, Магдалина Андреевна, я вообще отказываюсь вас считать за гуманного преподавателя и человечного человека. Он для вас стараться будет, а вы… Это Магдалину, по-моему, и добило: она не могла пережить, что Ирка ей так сказала. — Ну, хорошо, Ира, несмотря на твое незаслуженное оскорбление, я поставлю ему зачет, но с тем условием, что он эти десять тем, по своему выбору, ответит мне в следующем семестре, иначе я его не допущу до госэкзамена. — Где ваша зачетка? — Она посмотрела на меня. Я бежал до самого метро. С криком. Ирка не могла догнать меня. Я не верил, что получу когда-нибудь этот проклятый зачет. И что в этот раз выкручусь из него, точно не представлял. Ирка догнала меня и повисла. — Ну, Санечка, с тебя десять пачек «Овулена», ты думаешь, я зря старалась, да? Но какая сука, как тебе это нравится, ты ей будешь мумиё доставать, которого по всему Советскому Союзу днем с огнем не сыщешь, а она тебе зачет поганый, который и доставать не надо, поставить не может. Еще торгуется!.. — Она не плохая баба, просто у нее свои правила и понятия о приличиях. Не могла же она тебе на шею повиснуть и сказать: ох, спасибо, на тебе, что тебе надо. Ирка еще кипятилась. Но переигрывая. — Ладно, Ир, успокойся, — сказал я. — А ты ей правда сможешь достать мумиё? — Конечно, раз обещал, это же не шутки со здоровьем, у нее мать больна. Ирка смотрит на меня с благородством. И вдруг говорит: — Я всегда была в тебя влюблена. Но необыкновенно, по-своему, особо, — и она загадочно улыбнулась. Мне показалось, она взрослеет… Когда я примчался домой, мама сказала, что звонила Наталья и просила позвонить. Я тут же позвонил ей. — Наталья! — закричал я. — Я сдал зачет по-английскому, ура-а! Спасибо! — Санечка, я тебя хочу увидеть… Мы встретились через полчаса в заснеженных Лужниках. Я примчался туда на такси, она уже была там. — Саня, милый, я тебя поздравляю с днем рождения и желаю много-много счастья. И чтобы тебе встретилась девочка не такая, как я, и… Она очень быстро прижалась к моей щеке поцелуем, как будто боялась, что я отшатнусь, и так долго, молча стояла. (А я не знал, мешает ей мое кашне или нет, и от этого переживал и чувствовал себя неудобно.) — А это тебе, только не говори ничего, не надо. — Она протянула мне пакет. — Можно раскрыть? — спросил я. Я раскрыл, там была моя любимая зажигалка «Ronson» — трубочка и блок сигарет «Мальборо». Зажигалка была очень дорогая, с белой звездой на черном боку, и делалась для дип. посольств по специальному заказу. — Наталья, спасибо тебе пребольшое, — и я поцеловал ее руку, у запястья. — И еще, Саня, я тебя поздравляю с зачетом по-английскому, и это тебе награда. — Она протянула набор, я раскрыл: две ручки «Parker». — Ну что ты, Наталья, это я должен тебе делать подарки за английский, носить на руках и молиться. — Я пошутила, Саня, это тоже ко дню твоего рождения. — Спасибо, очень большое, ты прямо задарила меня. — Ты заслужил… А потом мы поехали в наше любимое кафе на Таганке, которое мы когда-то посещали, и все было, как в старые времена… когда мы встречались… и даже кусочек шоколада в бокале шампанского. А потом мы, забыв все наши условия дружбы и обязательства, поехали в то место, от которого у меня были ключи, — дача друзей называется, — позабыв все на этом черно-белом свете (потому что он все-таки черно-белый, этот свет, а не белый), и неистово долго принадлежали друг другу, мучительно кусая губы, целовавшие другие, до безумия, и она была прекрасна в этих муках, стонах и криках, в этой боли отдавания. |