Книга Лита, страница 65 – Александр Минчин

Он дает мне фирменный пакет и обычную скидку. И предлагает мужские замшевые ботинки. Я сегодня в «соглашательном» настроении, к тому же на зиму опять носить нечего. Я люблю замшу, в ней есть что-то притягательное — я никогда не любил кожу.

Мы встречаемся с ней на Маяковской, место, от которого у нее ключи, — около Патриарших прудов, в Булгаковском переулке. Безлюдные улочки, неубранная листва, тишина, покой — октябрь.

Мы заходим в квартиру, она маленькая, но уютная, со средней кухней: москвичи проводят всю свою жизнь на кухне.

Она раздевается, и я вижу новое гарусное платье, облегающее фигуру. Платье голубого с зеленым отливом цвета. Оно подчеркивает еще больше ее формы и великолепную фигуру. А я думал, у меня не осталось к ней желания…

Она неправильно истолковывает мое рассматривание:

— Это Марта подарила.

— Можно хоть сегодня не произносить это имя.

— Хорошо, Алешенька, хорошо, милый.

Она тщательно причесана и красиво накрашена.

— Сколько заняло времени собраться?

— Три часа, может, чуть больше. После трех я не считала. — Она улыбается. Искрятся глаза.

— У тебя сегодня важный выход?

— Да, встреча с тобой.

Я вручаю ей бутылку французского шампанского и подарки.

— С днем рождения, Лита, — говорю я.

— Спасибо, Алешенька. Я не заслужила таких красивых подарков.

— Почему? — спрашиваю я.

— Ну, не знаю… — Она отводит глаза.

Потом уходит, кладет шампанское в холодильник и возвращается.

Лита привезла полную сумку еды, салатов, свежий торт. Она стала накрывать на стол. Какая-то натянутость чувствовалась в ее движениях. И стояла в воздухе.

— Хочешь кого-нибудь еще пригласить?

— Нет, — поспешно, сбивчиво ответила она, — я счастлива, что мы вдвоем.

В ее тоне, в голосе звучал какой-то фальцет. Она что-то не договаривала.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, нет, Алешенька, ничего. Что может еще случиться, я езжу на городском транспорте.

Она привезла с собой даже тарелки и вилки.

— Я не хотела пользоваться чужим.

Она подошла и обняла меня.

— Алеша, ты совсем-совсем не любишь меня?..

— Я не могу с тобой говорить о своих чувствах.

— Почему?

— Это патология, я не смогу это объяснить. Я презираю тебя, что до сих пор…

— Ты со мной?

— …не могу без тебя. Я не смогу переступить через то, что случилось. Произошло с тобой, со мной.

— Алешенька, а ты можешь не думать об этом? — Она сжала меня за талию.

— Не могу.

— Может, ты выпьешь и все забудется.

— Я разное пробовал. Поверь мне, чтобы отрезать, обрубить желание к тебе.

Она приникла губами к моей шее.

— Не говори так, я хочу, чтобы ты меня желал.

— Но это патологическое желание, ненормальное, я мучаюсь из-за этого.

— Ну давай чаще… разрешать твои мучения.

Я взглянул на нее удивленно: раньше она не шутила на эту тему. Никогда.

— У тебя кто-то есть? — спросил отстранено Алеша.

— Почему ты вдруг спросил? Раньше я никогда не шутила на эту тему. Не осмелилась бы… Что ты, Алешенька, кто у меня может быть… Я безумно люблю тебя.

Она потерлась красивой щекой об мою.

Какая-то тревога засела внутри меня, и я не мог с ней справиться.

— Давай выпьем, ведь это твой день рождения.

Она с грустинкой улыбнулась.

— Ты, наверно, желал бы, чтобы я не родилась.

— Почему?

— Я бы не доставила тебе столько боли и горя…

Я разлил подмерзшее шампанское в бокалы.

— Все предопределено, и от фатума, как не беги, не убежать…

— Ты так хорошо говоришь, Алеша, так бы и слушала тебя целые дни и ночи. И новые дни, и новые ночи. Всю жизнь.

Я дал ей в тонкие пальцы тонкий бокал.

— За тебя, Лита! Чтобы жизнь налила тебе хоть одну рюмку счастья.

— Спасибо, Алешенька. — Мы коснулись бокалами, и я стал пить шампанское.

Она стала ухаживать за мной и просить, чтобы я попробовал разное. Она готовила салаты сама. Все было вкусно, особенно салат оливье и паштет из телячьей печенки. Именинница привезла банку крабов, которые я сто лет не ел.

— Ешь, Алешенька, ешь, я так люблю наблюдать за тобой и думать…

Вдруг слеза покатилась у нее из глаз, еще одна побежала по щеке. Она отвернулась, ее плечи задрожали под голубым гарусом, и она начала навзрыд плакать.

— Хватит, Лит, — вздохнул я, — хоть сегодня.

— Извини, это, видимо, с днем рождения связано и что я тебя давно не видела.

Мы немного поели и выпили по бокалу шампанского.

Лита взяла меня за руку и потянула за собой в комнату. В ней стояла достаточно большая кровать.

— А можно… я раздену тебя сама?

Я ничего не ответил, она вмиг раздела меня. Я сидел на краю кровати. Она подняла свое платье, и я увидел стройные, напряженные ноги, она быстро сдернула колготки с трусиками и куда-то их отшвырнула. Я смотрел ниже живота на ее лобок с медными, бледного огня, волосками. Она, чуть расставив ноги, села мне на пенек колена и стала скользить по ноге. Ее платье, поднятое выше бедер, обвивало талию. Она соскользнула вниз на подъем ноги и стала качаться на ней. (Одна нога была заброшена на другую.) Наполовину голая. Я ощущал ее влажную мякоть. Она стала двигаться непроизвольно, чуть выше, чуть ниже. У меня был достаточно высокий подъем. Она скользила равномерно, вверх-вниз, вверх-вниз, чуть вжимаясь. Ее глаза закрылись ресницами, губы приоткрылись. Она качалась на ноге все сильней: вверх-вниз, вверх-вниз. Лита поймала какой-то свой ритм и не отпускала его.

— А! — вжалась она в мой подъем. — Ах! — задергалась она, как в оргазме. — Я не знала, что так бывает.

Она выдохнула задерживаемое дыхание, и голова ее наклонилась к моим трусикам.

— А можно я их сниму?

Она их сняла. Через пять минут все было кончено. Штыковой оргазм, я опять почувствовал вину и себя виноватым.

Я начал одеваться, я хотел как можно скорее уйти из этой квартиры и с этой кровати. Как с места преступления. Я чувствовал себя здесь растерянно и ужасно.

— Алешенька, ты уже уходишь?

— Я не хочу здесь оставаться.

Она взялась за голову и какое-то время сидела, держа ее в руках. Мне послышалось, что она прошептала: «Господи, что я наделала», или мне это показалось.