Книга Танец ангела, страница 65 – Оке Эдвардсон

Все шло по кругу, Винтеру все было знакомо в этой бесконечной борьбе со злом, которую вели сыщики всего мира. Он сам мог бы сидеть сейчас, прижимая трубку к натертому уху, или Макдональд мог сидеть на его месте, или они оба могли сидеть в тесной комнатке где-нибудь в Сингапуре, или Лос-Анджелесе, или Стокгольме. Все детали мозаики были заменяемы. Зло больше, чем жизнь. Оно уже есть, когда мы приходим, и оно остается, когда мы уходим.

— Звонили из Кеннингтона. Лаборатории Скотленд-Ярда.

— Я помню.

— Тот же метод и способ действий.

— Точно?

— Насколько они уже могут сказать.

— Следы на полу учли?

— Да.

— Боже мой.

— Он спешил.

Сумерки сгустились, и черты лица Макдональда теряли четкость.

— Наш несчастный свидетель барабанил в дверь и голосил, так что тому пришлось прекратить. Паники не было, он просто остановился.

— Может, он все-таки допустил какую-нибудь неосторожность? — спросил Винтер.

— Да-а…

— Какую же?

— Мы нашли забытый наконечник от ножки штатива.

Винтера бросило в холодный пот, как будто его засунули в морозилку, пальцы стали резиновыми, а волосы, наоборот, казалось, зашевелились.

— Бог все-таки с нами… — сказал он.

— Думаешь, Господь над нами сжалился?

— Да.

— Тогда, может, он за нами сейчас наблюдает.

— А этот колпачок, это не просто железка, которая всегда валялась в комнате?

— Ты недооцениваешь лучших техников в мире.

— Прошу прощения.

— Но я засомневался, небрежность ли виной. Слишком вызывающе это выглядело.

— Я тоже об этом подумал.

— О нахальстве?

— Да. И что это мог быть знак или сообщение. Или просто передал привет?

— Или крик о помощи, — сказал Макдональд. — Но с этим будут разбираться судебные психиатры.

— Нет, не о помощи. Но что-то близкое. Не могу подобрать подходящего слова.

— Достаточно, если ты знаешь это сам, по-шведски.

— Я и по-шведски слова не нашел, ни на каком языке.

Ветер переменился, и Бергенхем в первый раз ощутил, как лодка раскачивается из стороны в сторону. Вентиляция слегка посвистывала, как флейта.

— Не плотно прилегает, — показал он.

— Я привыкла к звуку.

— Я могу поправить.

— Мне будет чего-то не хватать.

Он немного подумал и начал:

— А когда ты Ангел…

— И что?

— Когда ты… работаешь…

— Да?

— Когда ты после танца уходишь от стола с кем-нибудь в комнатку за барной стойкой…

— Что ты хочешь узнать?

— Я хочу узнать… что происходит…

— Трахаюсь ли я с ними?

— Не… Я только думал, может, они говорят…

— То есть ты хочешь узнать, настоящая ли я проститутка.

— Нет!

— Ты думаешь, что я проститутка.

— Нет, черт возьми.

— Я не проститутка. Я никогда не делала этого за деньги — то, что ты сейчас имеешь в виду.

Бергенхем молчал, и в голове у него вертелась только одна мысль — что в нем внезапно проснулся другой человек. Кулаки почему-то были сжаты.

— Эй! Кто-нибудь дома? — спросила она и подошла поближе.

— Не подходи, — сказал он.

— Что?!

— Не подходи так близко.

— Ты все-таки думаешь, что я проститутка.

— Неправда.

Он снова выпил. Они открыли уже вторую бутылку. У него сегодня был выходной, но Мартине он сказал, что идет на работу. «Я бы хотела, чтобы ты сегодня остался дома, — сказала она ему. — Я чувствую, что воды могут отойти в любой момент».

— Я танцую для этих мерзавцев, — сказала Марианна. — Только танцую.

Но Бергенхем уже потерял интерес к своему вопросу. Он прикрыл глаза и увидел ребенка и Мартину, стоящих рядом. Для них на столе танцевала Марианна, улыбаясь чему-то, что она зажимала в руке…

Лодку стало раскачивать сильнее, словно ураган унес ее в открытое море. Ему вдруг стало нехорошо. Руки отяжелели и не слушались его, кровь пульсировала в пальцах, голова казалась чужой.

— Как когда я была маленькой… — продолжала Марианна. — Я рассказывала, как тогда было весело?

Он и остался в основном из-за того, что она стала рассказывать, какой она была в детстве. Он думал о богатых и бедных. О том, как это несправедливо. И лучше не становится, наоборот, путь в двухтысячные освещался красными, раскаленными сигналами, такого же цвета, как лампы в порноклубах, — фальшивый свет, помогающий найти дорогу в преисподнюю.

— Я была звездой на вечеринках, которые устраивали мой родители, — продолжала она, а Бергенхем вскочил с постели, взбежал наверх на палубу, перегнулся через поручень и освободил желудок. Глаза наполнились слезами, он ничего не видел.

Она положила руку ему на спину и что-то сказала, он не сразу разобрал что.

— Не наклоняйся ниже. Иначе тебя утянет в воду.

Стало легче дышать. Зрение вернулось. Река была черная-черная. Лодка уткнулась в камень у причала. Нет, там, внизу, выхода не было, это он знал.

Она вытерла ему лоб влажным полотенцем. Только сейчас он заметил, что они стоят под ливнем. Рубашка прилипала к телу, как будто он лежал в воде. Она помогла ему спуститься обратно. Ноги разъезжались на мокрых досках в разные стороны.

Винтер налил из чайника кипяток. Утро в Лондоне было в полном разгаре, восемь часов. Неизвестная птица на заднем дворе уже успела охрипнуть.

Через несколько часов они с Макдональдом должны сидеть перед телекамерами и разговаривать с незнакомыми журналистами. Как только программа «Следим за расследованием» позвонила, Макдональд тут же согласился на съемки.

Вчера все собирались вместе в одном из залов на Парчмор-роуд — четырнадцать сыщиков, считая Винтера. На столе стояла бутылка виски. Все делились идеями. Макдональд пытался выхватить наиболее толковые.

Смогут ли они донести до телезрителей то, что нужно? Винтер не боялся камер и надеялся на прорыв в расследовании после выхода передачи.

— Сейчас подходящий момент, — сказал Макдональд Винтеру, — очень вероятно, что мы получим сведения от анонимных свидетелей.

— Согласен.

— ТВ — фантастический посредник.

— Да, совмещает гласность и анонимность.