Книга Дневник его любовницы, или Дети лета, страница 19 – Карина Тихонова

Он еще раз оглянулся на раненого.

Тот пребывал в прежнем положении, но мне показалось, что судорожно сведенные брови немного разошлись, а морщины на лбу разгладились.

— В общем, будем придерживаться главного медицинского принципа: не навреди, — подвел итог Глеб.

— Будем, — согласился я покорно. А что нам еще оставалось?

— Не дрейфь! — подбодрил меня приятель. — Отчего-то мне кажется, что твой… гость чрезвычайно настырно цепляется за эту несовершенную жизнь.

— Отчего-то мне тоже так кажется, — согласился я.

Глеб усмехнулся.

— Знаешь, во время практики я почти безошибочно мог определить, кто из пациентов загнется, а кто выживет. Причем, загибались иногда люди, которые были больны не так тяжело, как те, кто выживал. Все дело в характере.

Он помолчал и добавил:

— А характера твоему… гостю явно не занимать.

Повернулся к незнакомцу, несколько минут, не отрываясь, смотрел на него.

— Где-то я его видел, — сказал Глеб задумчиво.

— Ага. На стенде «Их разыскивает милиция», — мрачно предположил я.

— Нет, — отказался Глеб. — Я такие глупости не читаю. Чего зря время терять? Я видел его лицо в прессе, но не помню где…

Он сморщился от напряжения, потом выдохнул воздух и покачал головой.

— Нет. Не помню.

Посмотрел на меня и спросил:

— Что ты с ним делать собираешься?

Я только вздохнул.

— В город его сейчас не вывезешь, — продолжал рассуждать Глеб. — Машины проверяют явно не просто так.

— Что посоветуешь? — спросил я мрачно.

Глеб пожал плечами.

— Дождемся, пока он в себя не придет.

— Думаешь, от этого что-то изменится?

— Будем надеяться, — ответил Глеб философски.

Мы вышли из подвала. Сели на скамейку под яблоней, закурили. Вообще-то я не курю, но сейчас был настолько издерган, что нуждался в этом символическом снятии стресса.

— Рассказывай, — потребовал Глеб, когда мы выкурили по одной сигаре.

И я рассказал.

Глеб слушал меня внимательно, не перебивая. А когда я закончил, тихонько протянул:

— Да-а-а…

— Вляпался, — перевел я.

Глеб сочувственно кивнул:

— Я понимаю.

— С гостями ты хорошо придумал, — одобрил Глеб. — Они сюда точно не сунутся, если будут уверены, что хозяин не один. Шум им сейчас совершенно ни к чему.

— Ну, хорошо, — сказал я. — На два дня безопасность обеспечена. А что потом?

Глеб задумчиво выпятил нижнюю губу.

— Одному тебе здесь оставаться нельзя, — сказал он после минутного размышления.

— Нежелательно, — согласился я. — Видел бы ты, как этот Сеня смотрел на дом! Просто рыскал рентгеновским взглядом!

Глеб тихо засмеялся. Я обиделся.

— Смейся, смейся… Тебе легко смеяться…

— Тошка, ты же знаешь, я тебя не брошу, — сказал Глеб рассудительно. — Так что можешь расслабиться. Уедем вместе или не уедем вообще.

Я поперхнулся.

— А экзамены?

— Заболею, — ответил Глеб спокойно, и даже зевнул. — С больничными проблем нет.

Я неуверенно фыркнул.

— Меня не это волнует, — продолжал приятель. — Ты мне вот что скажи: милицию вызывать будем?

Я подумал и отрицательно потряс головой:

— Не будем.

— Так я и думал, — пробормотал Глеб вполголоса. Посмотрел на меня и спросил:

— А если твой… гость из тех?.. Ну, из тех, кто сейчас машины обыскивает?

Я пожал плечами.

— Вполне возможно. Но он ранен. Понимаешь?

Глеб, не отвечая, смотрел мне в глаза.

— Я не могу отдать его сейчас, — сделал я новую неуклюжую попытку все объяснить. — Не могу отдать раненого. Пускай поправится, а потом…

Я махнул рукой.

— А потом делает, что угодно. Пускай хоть перестреляют друг друга.

Глеб молчал.

— Ответь! — попросил я.

Приятель вздохнул и сказал:

— Я тебя понимаю.

— Правда? — обрадовался я.

— Правда, правда… И потом, совсем ни к чему тебе вмешиваться в бандитские разборки. Незачем этим тупорылым знать, что ты у себя прячешь их клиента.

Я согласно кивнул.

— Я тоже так думаю.

— Вот и славно, трам-пам-пам, — подвел итог Глеб.

Встал со скамейки, потянулся и сказал:

— Дождемся, пока он очнется. Может, и придумывать ничего не придется. Сам все придумает.

— Думаешь? — спросил я безнадежно.

— А то! В конце концов, речь идет о его жизни! — веско напомнил приятель.

Я покивал.

— Ладно, все. Слушай, жрать хочу до безумия, — перевел стрелки Глеб. — Пошли к двоечникам. Они наверняка что-то приготовили.

— Что ж, изо рта, что ли, у них вырывать? — возразил я совестливо.

— Зачем изо рта? — удивился Глеб. — Они себе еще приготовят!

Лукаво посмотрел на меня и добавил:

— Потом. После нас.

Я фыркнул.

— Ну, ты и сволочь.

— Я не сволочь, — назидательно сказал приятель. — Я воспитываю молодых в духе почтения к старшим. Понял?

— Понял.

— Жрать идем?

Я вздохнул. Надеюсь, хроники уже успели немного подкрепиться.

— Идем, идем, — поторопил Глеб. — Я же вижу, что у тебя глаза голодные. Прямо как в песне: хочешь, но молчишь. Поднимайся…

Он за руку выдернул меня со скамейки, и мы зашагали к дому.

Остаток вечера напоминал затишье перед бурей.

Глеб разыскал в моей библиотеке какой-то средневековый роман и уселся с ним на террасе. Время от времени он откладывал роман и уходил в подвал. Возвращаясь назад, открывал дверь моего кабинета и молча качал головой. Это означало, что незнакомец по-прежнему пребывает в обмороке.

Хроники тусовались где-то на даче. Не знаю только, занимались они подготовкой к экзамену или чем-то более полезным. Как только в поле зрения возникал их свирепый куратор, хроники немедленно растворялись в воздухе. Меня это их качество устраивало на все сто. Очень не хотелось, чтобы студенты сунули свой любопытный нос в подвал и увидели то, что им видеть совсем не полагается.

Итак, время после «операции» незнакомец провел в состоянии полного анабиоза.