Книга Деньги исчезают в полночь, страница 38 – Марина Серова

Ответа он от меня не дождался, да и вряд ли он был ему нужен. Михал Палыч продолжал посвящать меня в подробности своей нелегкой доли:

— А может, ты думаешь, на закате лет мне к нему так хотелось прибиться, чтобы с голоду не подохнуть? Как же, конечно! Уж на жизнь я бы себе заработал и без его хренового бизнеса. Но за свое несчастное существование было обидно. Захотелось ему доказать что-то. Так захотелось, что даже на все остальное плевать стало. Тут и Виталька как нельзя кстати подвернулся.

Михал Палыч тяжело дышал, словно сейчас пробежал стометровку. Он загораживал собою дверной проем, поэтому мысль выбить у него оружие и спастись мне, с ушибленными ногами, можно было со спокойным сердцем оставить.

Только я успела об этом подумать, как раздался глухой стук. Стучали в ту дверь, которую Михал Палыч закрыл с помощью стула.

Мы с Виталькой разом переглянулись и замерли, а наш мучитель нахмурился. Потом он вышел из комнаты, закрыв ее на замок. Дальше мы услышали, как он осторожно прошел через смежную комнату и спросил:

— Ты?

— Да, — гулко раздалось в ответ. Дверь открылась, и кто-то задал очередной вопрос, прозвучавший уже более отчетливо:

— Как дела, дядь Миш?

— Хреново! — прозвучал ответ.

Оценив таким образом дела, Михал Палыч вкратце аргументировал данный показатель, рассказав, как увидел меня здесь, а также изложил все последующие за этим события. Невидимый собеседник отреагировал цветистой фразой, а затем произнес:

— То-то мне сразу не понравилось, что она здесь вместе с Виталием появилась.

— Да уж. Я-то сразу не понял, что это означает. Наоборот, подумал — хороший момент представился. В любом случае теперь мне уже все равно, ты же знаешь. Лучшего времени не будет, ждать невозможно — большие деньги на кону. Сандалова убирать пора.

Я обреченно вздохнула.

Сначала мне было подумалось, что основная причина, по которой Михал Палыч хочет убить своего шефа, заключается в питаемой к нему ненависти. Это, как ни странно, меня несколько успокаивало: как ни крути, а ненависть — чувство вполне человеческое, значит, можно попробовать на нем и сыграть. Поначалу мне казалось, я смогу предложить Михал Палычу сделку, психологически надавить, вызвать жалость. Хлипко, конечно, однако хоть какая-то надежда.

Теперь же выяснялось: достучаться до его совести не получится по причине полного отсутствия таковой. Если в деле замешаны деньги, значит, плохи наши дела: Михал Палыч от своего не отступится. Наверное, он надеялся каким-то образом занять место Сандалова, а о ненависти твердил для собственного успокоения. А может быть, речь как раз о тех самых деньгах, которые свистнули из сандаловского сейфа? Не исключено, что не кто иной, как Михал Палыч, их и похитил.

Заскрежетал замок, и дверь нашей темницы отворилась. На пороге показался Михал Палыч, правда, уже без пистолета, зато не один, а в сопровождении помощника, в качестве которого выступал… охранник Дима. То-то он остолбенел, увидев меня с Виталием на пороге!

Я не удержалась и заговорила:

— О, да у вас тут целая организация! Надо понимать, Михал Палыч, это ваш непосредственный помощник? Что ж, одному в таком серьезном деле непросто, надо и людей к убийствам и воровству привлекать. Так ведь, Дим?

— Заткнись, — ответили тюремщики мне в унисон, а потом Михал Палыч обратился к охраннику:

— Дим, давай ее свяжем, что ли?

— А на фига? — вполне резонно возразил тот. — Все равно никуда не денется. Окон здесь нет, а дверь она в жизни не выбьет, — произнес он, одновременно окидывая мое телосложение тяжелым скептическим взором. — Виталька еще понятно — мужик, потому и сопротивляться стал, а ей, бабе, куда с нами тягаться. Ты лучше, дядь Миш, скажи, когда мы с тобой дело-то делать будем?

— Подожди. Не могу же я его пьяного застрелить… А он еще часа два не очнется.

— Что, Михал Палыч, неужто кодекс чести соблюдаете? — не выдержала я снова и вмешалась.

— Да нет. Хочется мне, чтобы он в сознании был, а не как пьяная скотина умирал. Дим, я тебе говорю, он часа два еще продрыхнет, это однозначно. Давай-ка с тобой наверх поднимемся, посмотрим, что там. А эти пусть здесь посидят. Подумают, например, о жизни. Для кого-то она долго не продлится.

— Дядь Миш, отдай мне ее на время, перед тем как хлопнуть? Уж больно баба красивая…

— Кобель ты, Димка, — вполне добродушно рассмеялся Михал Палыч. — Не знаю, стоит ли… Давай лучше без дополнительных проблем обойдемся. Она ж шлюха, однозначно. Еще наградит тебя чем-нибудь, будешь потом лечиться да мучиться.

Я облегченно перевела дух. Пусть я сейчас не в лучшей форме, но если бы этот гад ко мне подошел, то я бы непременно постаралась, чтобы определение «мужчина» к нему больше не относилось.

* * *

Остались мы с Виталием одни, запертые в подвальной комнате. Мне не слишком нравилось, что он выглядел каким-то странно спокойным и апатичным, несмотря на сгустившиеся над ним тучи. Я же отчаянно пыталась бороться с зарождающейся паникой, которая так сильно мешала думать.

А подумать было над чем. Я кое-как подошла к двери и констатировала печальную истину: открыть ее практически невозможно. Для этого Виталию нужно было быть по меньшей мере борцом сумо, тогда мы могли бы попробовать вышибить дверь. Но в смежной комнате наверняка наткнулись бы на Михал Палыча или Диму, или еще кого-нибудь. И даже если они действительно поднялись наверх, входная дверь в подвал в любом случае будет закрыта. Цепь с замком, которой Михал Палыч угодил мне по ногам, как раз и предназначалась для того, чтобы закрывать подвальный коридор. Очевидно, в тот момент, когда я пыталась спуститься на первый этаж, чтобы найти Виталия, Михал Палыч оставил подвальный этаж открытым, поэтому-то я и влетела в эту малоприятную историю.

В нашей темнице отсутствовали какие-либо окна, даже самые маленькие, так что надежда покинуть подвал нетрадиционным способом исключалась.

Звать на помощь тоже совершенно бессмысленно. Дом полон пьяных мужиков, большинство из которых сейчас наверняка находились в объятиях Морфея. Все они отдыхали на втором этаже, то есть нашу комнату и гостей разделял целый этаж. В таких обстоятельствах можно надеяться только на чудо, но по отношению к нему особого оптимизма во мне как-то не наблюдалось.

— Ну, Виталий, и что ты обо всем этом думаешь? — медленно произнесла я. Мне было необходимо очнуться, услышать звук человеческого голоса, почувствовать себя живой. «Пока живой по крайней мере», — подколол меня мой собственный внутренний голос, который всегда отличался некоторой вредностью и ехидством.

— Я думаю, тебе не нужно было впутываться в это дело, — после почти полуминутной паузы соизволил ответить мне сын моей клиентки, причем сделал это с явной досадой. — Я не хотел, чтобы мамка нанимала тебя, все равно ведь никакой пользы. Вместо этой глупости лучше нашла бы мне классного адвоката, тогда бы мы сейчас здесь не сидели.