Онлайн книга «Синдром Дездемоны»
|
– Юлька спит, – зачем-то сообщил Тихон. – Можно на нее посмотреть? – Конечно. Она в спальне. Идем. Она шла вслед за Тихоном, осторожно ступая, чтобы не произвести лишнего шума и не разбудить Юльку. Потом некоторое время любовалась на нее, спящую, развалившуюся по-царски на самой середине огромной кровати. Она безумно ей нравилась. И еще… Тихон стоял за спиной, Алька слышала его дыхание и сходила с ума. Кажется, целую вечность продолжалась эта пытка. А потом Алька, сама от себя такой смелости не ожидая, повернулась, строго посмотрела ему в глаза и сказала сердито: – Ты зачем меня звал? Забыл уже? – Нет, – ответил он тихо и осторожно. – Не забыл. И шагнул к ней, приблизившись вплотную. Алька закрыла глаза. И теперь уже не видела, а только чувствовала, как взметнулись вверх его руки, прикоснувшись к ее плечам. Что-то сладко мурлыкнув, она ткнулась носом в его теплую шею с запахом одеколона. Ей было хорошо. Так хорошо, как никогда, наверное, не было. Она просто готова была умереть от счастья! – Я умру сейчас, – сообщила она Тихону. – От счастья. – Подожди, – глухо пробормотал он ей в пылающую щеку. – Не умирай, пожалуйста. Я ведь еще не успел даже… тебя поцеловать. – Целуй быстрее, – жалобно попросила она и поцеловала его сама. Это оказалось так просто, так естественно и так умопомрачительно!.. И после того как она сама поцеловала Тихона, Алька совсем успокоилась, поняв, что и дальше все будет так же просто и так же естественно. И так же умопомрачительно. Его поцелуи горели на теле огненными вспышками – изредка, лишь на секунду, открыв глаза, Алька видела в темноте их ослепляющее сияние и не могла понять, существует ли оно на самом деле или просто кажется ей. Не отрываясь друг от друга, каким-то немыслимым образом они переместились из спальни в гостиную и рухнули на диван, который в этот момент благоразумно не издал ни звука. «Я же его люблю», – вдруг подумала Алька. Целых три дня, прошедших с момента их последней встречи, она все время о нем думала и все никак не могла понять, почему это в тот вечер она решила, что не сможет без него жить. Не могла, как ни пыталась, ответить на этот вопрос, все искала какие-то сложные причины. А причина оказалась всего-то одна и очень простая. И как это она сразу не догадалась? И как это она раньше жила без него на свете целых двадцать два года?! – Я тебя люблю, – пожаловался Тихон ей в плечо, поднявшись обратно вверх по влажной дорожке своих поцелуев. – Я только сейчас понял. И как это я жил без тебя на свете… целых… целых тридцать два года?! Потом, обессилевшие и оглушенные, словно после взрыва, они долго лежали, обнявшись, на диване. Алька подрагивающими пальцами перебирала взъерошенные волосы Тихона, а он время от времени легонько целовал и гладил ее плечо. То самое, на котором еще остался след от его удара. И все время повторял: – Прости меня. Прости. Если бы я знал… – Если бы ты знал, – тихо возразила Алька, – ничего бы не случилось. Ты просто забрал бы у меня Юльку… И все. – И все, – эхом повторил Тихон. И добавил: – Я тебя люблю. И снова поцеловал ее в плечо. Лежать вот так, перебирая пальцами его волосы, слушая его шепот и наслаждаясь легкими поцелуями, было ужасно приятно. Так приятно, так хорошо, спокойно и радостно, что Алька, казалось, готова была пролежать на этом диване всю оставшуюся жизнь. Но откуда-то изнутри уже поднималась горячая волна, и снова начинало сладко ныть и скручиваться внизу живота, а поцелуи Тихона становились все более крепкими и более долгими, и просто так лежать на диване уже совсем не хотелось… И все повторилось сначала. А потом – еще и еще. Заснули они только под утро, когда небо за окном из черного превратилось в бледно-голубое. Сон, приснившийся ему в этот короткий предутренний промежуток, был каким-то странным. Во сне Тихон словно бы разделился на две половины. Два Тихона Вандышевых, абсолютно одинаковых, тщательно выбритых и причесанных, сидели в каком-то незнакомом просторном кабинете с кожаной мебелью и репродукциями картин Ван Гога на стенах. В незашторенное окно светило солнце, и один Тихон Вандышев спрашивал строго у другого Тихона Вандышева: – Ты совсем с ума сошел, да? – Я просто влюбился, – бесхитростно отвечал другой Тихон Вандышев, почему-то пряча глаза. Приглядевшись, третий Тихон Вандышев – настоящий и в данный момент спящий – смог все же разглядеть некоторые различия между двойниками. Строгий Тихон был одет в строгий костюм и был похож на прокурора. Он сидел и покуривал сигарету, откинувшись на спинку широкого дивана и демонстративно закинув ногу на ногу. Пепел от сигареты летел прямо на пол. Бесхитростный Тихон Вандышев одет был попроще – в серый джемперок с двумя синими полосками посередине и в джинсы, уже многое повидавшие на своем веку. – Ты не можешь влюбиться, – напомнил строгий Тихон Вандышев. – Ты уже влюблялся однажды. И в результате стал отцом-одиночкой. Вот и все, что из твоей любви получилось! – Ну и что? – возразил бесхитростный. – Мне даже нравится быть отцом-одиночкой. У меня замечательная дочь. И я счастлив, что она у меня есть. И вообще, при чем здесь Алька? – Она тоже уйдет от тебя, – снисходительно объяснил строгий Тихон. – Захочет стать манекенщицей и уйдет от тебя делать карьеру. – Ее не возьмут в манекенщицы. У нее рост слишком маленький. – Значит, возьмут куда-нибудь в другое место! И вообще, она окажется совсем не такой, какой ты ее себе сейчас представляешь! Все женщины ведь одинаковые. Эгоистки и потребительницы. И она такая же! – Нет, – упрямо возразил бесхитростный Тихон, – не такая. – Дурак, – проговорил строгий Тихон голосом Толика Аникина. Проговорил – и исчез. Растаял в облачке дыма от собственной сигареты. От удивления Тихон Вандышев проснулся. Проснулся и, еще не успев открыть глаза, сразу же вспомнил все, что случилось с ним накануне. Это можно было назвать одним коротким и емким словом – счастье. Тихон протянул руку, чтобы прикоснуться к своему счастью, и нащупал пустую холодную подушку. Открыл глаза и увидел, что Альки рядом нет. – Эй, – моментально приняв вертикальное положение, позвал Тихон. – Эй, Алька, ты где? Никто не отозвался. |