
Онлайн книга «Доказательство чести»
— Нет. Я его не приглашал. Зачем? В кармане Антона заработал мобильник. Он извинился, вынул его и прижал к уху. — Антон! — послышался голос Пащенко. — Срочно лети ко мне. Мне звонил один человек. Кажется… — Я у следователя Кормухина и только что хотел тебе сказать то же самое. Антон попрощался, вышел из комитета, поднял руку и назвал водителю такси адрес транспортной прокуратуры. «Волга» мчалась по Северному шоссе, грозя пассажирам новой катастрофой. Двое мужчин, одетых в строгие костюмы, сидели в салоне и считали километры по указателям. — У него на пятьдесят первом километре дача или на пятьдесят третьем? — опять спросил Пащенко. — Я забыл. — А я тебе уже в третий раз говорю — на пятьдесят пятом! — без злобы пробубнил Копаев. — Еще минут пять, и мы увидим поворот. — Шурин говорил, что там указатель должен быть на Сафроново. — Значит, будет. Он был. Большой, нестандартный, над маленькой табличкой, выцветшей от непогоды. Пащенко притормозил, съехал с трассы, и «Волга» мгновенно превратилась из автомобиля в прогулочный катер. Она переваливалась с кочки на кочку и постанывала, как сонная старуха. — Вон он. С Танькой и сестрой. — Пащенко указал пальцем свободной руки на три фигуры в спортивных костюмах. Их прибытие не осталось незамеченным. Пермяков смахнул пот со лба, недоуменно оперся на лопату и стал искать сигареты. Его сестра опустила ведра, полные картошки, ободрилась и заявила: — Если увозить его собрались — даже не думайте. Еще три сотки осталось! Антон встретился глазами с Пермяковым и увидел в них муку. Он скинул пиджак, бросил его на сиденье «Волги» и закатал до колен брюки. — Так с вами и надо, — поддержала сама себя сестра Пермякова. — Вам бы только шататься по городу да дурью маяться. А чтобы делом заняться… Пока картошка в земле — не пущу! Вскоре, закатав брюки и вооружившись лопатой, к бойкой компании присоединился и Пащенко. Лопат было всего две, и обе по всем правилам честных рабочих компаний достались опоздавшим. Пассажиры «Волги» вгрызались в землю так, словно окапывались перед решающим штурмом, и продолжали молчать. Только через полчаса Пащенко, старательно наблюдавший за сотрудником следственного комитета, взорвался: — А что, нельзя было сказать, что меня к подставе готовят? — Если бы ты приготовился, они придумали бы что-то другое. Не в отношении тебя, так против твоей жены. Им все равно было, кого к стенке подводить. Пащенко порозовел от возмущения. — А когда все закончилось, нельзя было сказать правду? — А вы бы мне поверили? — Пермяков устало сел на землю и покосился на сестру. — Кормухин писал меня, и запись обязательно всплыла бы в суде. Погано это, братцы. — Но ведь поверили же? — Копаев на мгновение замер над лопатой. — А почему поверили? — Сначала Яновский к Антону явился. Потом позвонил какой-то крендель, представился твоим бывшим сокамерником и сказал, чтобы мы ехали к Кормухину, следователю. Он все уладил с твоим руководством. Пермяков выпрямился и вытер грязной перчаткой мокрый лоб, оставляя на нем черную полосу. — А если бы Яновский не явился и генерал вам не позвонил, поверили бы? — Поверили, — тихо отозвался прокурор. — Хоть ты и сделал все для того, чтобы этого не случилось. Копаев молча рыл землю и размышлял о том, как сложно устроена жизнь. Он копал для друга картошку, а в кармане пиджака, оставленного в «Волге», лежал недописанный отчет для полковника Быкова. Сейчас Антон раздумывал, насколько хорошо он выполнил свою работу. «Наверное, я все-таки сделал это. Все персоны, причастные к делу об убийстве Эфиопа, установлены. Сотрудники полиции и смежных органов, принимавшие активное участие в преступлении, обезврежены». Осталась дружба, которую в течение долгого месяца он, Пащенко и Пермяков спасали по очереди. Отчет мог подождать до утра, а с картошкой медлить было нельзя. На горизонте собирались свинцовые тучи, и синоптики обещали на выходные затяжные дожди. Копаев улыбнулся и вонзил штык лопаты в землю по самый черенок. |