
Онлайн книга «Еще не все потеряно»
![]() Меня подмывало, будь что будет, прийти ему на помощь, и, если бы среди них был Фиксатый, я наверняка не выдержала, устроила бы скандал. Но Фиксатого не было, как не было и Явы. Впрочем, бандиты вели себя спокойно. Они позволили Дмитрию сесть, ощупать лицо и лишь после этого, ухватив сразу в несколько рук за плечи и шиворот, поволокли, не позволяя подняться, под передние колеса «Ниссана» и там, открыв какой-то люк, грубо спровадили под пол. Опять судьба — находиться ему под землей. — Иди сюда! — крикнули мне. Ну вот и меня под землю. Ява держит свое слово. Дай бог, чтобы до конца. По соглашению с Явой, заключенному в моей машине, я знала, что сидеть мне в обществе Дмитрия по крайней мере до утра, но душенька замерла, заморозившись страхом. Эти орлы не играли, а действовали серьезно. Видно, Ява в свои планы их посвящать не стал, ограничился распоряжениями. Но обходятся со мной мягче. По уху не бьют и в спину не толкают. Темновато было под землей. Крутые металлические ступеньки. Ближе к низу, поскользнувшись, я пересчитала их, оставшиеся, задом до самого дна. Вскрикнула от боли и неожиданности. — Таня, что ты? — пожалуй, первые связно произнесенные Дмитрием слова после того, как он очнулся от беспамятства. — Ну вот, у них уже и разговоры начались! — прокомментировали сверху. — Удачи в делах, ребята! Время у вас есть! Я оставила без внимания грязный намек, поинтересовалась только: — Когда мы Яву увидим? — Когда он пожелает! — ответили и добавили со смешком: — Пусть этот, что внизу, тебя заведет, а Ява с утра регулировкой займется. Он у нас хороший регулировщик. У-ни-кальный! Крышка закрылась, и мы оказались в кромешной тьме. Наверху слышались шаги, голоса, шарканье, а потом крышка натужно заскрипела, будто вкатили на нее что-то тяжелое. Я так и сидела на нижней ступеньке, и мы молчали, слушали, как наверху затихает жизнь. Завозился Дмитрий, устраиваясь поудобнее. Повздыхал. Я боролась с утомлением, с каждой минутой наваливающимся на меня все тяжелее. Пыталась сберечь хотя бы остатки энтузиазма, сгрести их воедино и положить на хранение. За себя беспокоиться пока не стоило. По тому же соглашению с Явой, если, конечно, он намерен выполнять его условия до конца, утром меня освободят. Но я отдала им Дмитрия, откупаясь от поруки, ответственности и всего прочего, что навещалось на меня в ходе дела не без моего согласия. Противная штука усталость. И безнадега — дитя ее. Вытащить Дмитрия из этой переделки я возможности не находила. Не увещевать же Яву, в самом деле! Такая христианская добродетель, как всепрощение, погребена под собором, вытатуированным на его груди. Дмитрия я сдала в полной уверенности в том, что сумею его своевременно вызволить, пользуясь обстоятельствами, но они, похоже, складываются не в его пользу. Дмитрий зашевелился, зашуршал и, судя по звукам, поднялся на ноги. Сделал осторожный шаг, другой и, запнувшись обо что-то, едва не свалился, чертыхнувшись, затих. — Уж лучше сидеть! — проговорил. — Долго? — спросила я. Он промолчал, может, не так понял? — Справились, Татьяна, с нами. Сказано было таким тоном, что мне стало стыдно за свою роль и поведение в этой переделке. — Их было больше, — отозвалась смиренно, успокаивая к основном себя. — Права ты, я с тобой согласен. — Если он и дальше будет выдерживать такой тон, то я и разрыдаться могу! — Надо было с самого начала рассказать тебе все и не пытаться действовать в одиночку. Вот так люди и умнеют! — Откровенность, Дмитрий, — начала я нравоучительно, но, вовремя заметив, осеклась и продолжила по-другому: — Своевременная откровенность способна уберечь от многих неприятностей. Вопрос в том, как определять ее своевременность. Отвечать он не стал. Искал сочувствия, а получил назидание. Встал опять и, шурша по полу подошвами, двинулся в сторону. Пыхтел в темноте, звякал металлом, запинался обо что-то. — Стоп! — скомандовал сам себе. — Ага! Завозился, зашептал что-то, и в погребе нашем вспыхнул свет. Сощурившись, одарил меня довольной улыбкой, держа а руках толстый провод с висящей на нем голой лампочкой, — Так-то лучше! — Как ты ее включил? — Подвывернута была. Вкрутил до конца, и все дела! — Так лучше, — кивнула ему. Он поднял лампочку вверх и, загородясь ладонью от света, вгляделся в меня. — Таня, ты что, родная, киснешь? Кисну я, да, если я не буду киснуть, раскиснешь ты. Кому-то же надо и унывать. С тобой возиться чересчур хлопотно будет. Хлопочи лучше обо мне, я — женщина! — Нет! — тряхнула головой и отвернулась. — Ну что ты! — Он взялся за предложенную роль без колебаний. — Частный детектив из породы железных леди, а духом падаешь! — Породы только у животных бывают, — пролепетала, не поднимая глаз. Он расстался с лампочкой, подошел, присел, пожал холодными пальцами мои руки. — Ошибаешься, Танечка Иванова, люди тоже породу имеют. Есть, конечно, и дворняги. — Да? — глянула на него жалко и влажно. Знаю я, приятель, твои истины, не разливайся певчим дроздом. Вот ты — мужчина породистый. Породистой женщине, если действовать умно, вертеть тобой можно, как собаке хвостом. Сейчас, к примеру, ты действовать начнешь, порода обязывает. — Встань-ка, пожалуйста. — Он посмотрел вверх. — Пропусти меня. И на железяке тебе сидеть не следует. Я освободила лестницу. Он забрался наверх, пробуя ногами каждую ступеньку на крепость. Осмотрел снизу крышку, ощупал. — Посветить никак нельзя? Попробуй! Я протянула лампочку в его сторону на всю длину провода. — Даже щели нет! — пожаловался и, упершись, напрягся до дрожи в ногах. Изменил позу, достал крышку плечом и напрягся еще раз. Лицо потемнело, на лбу жила вздулась, сквозь сжатые в веревочку губы с шипеньем прорвался воздух. Выдохнул Дмитрий, посмотрел на меня виновато, сел где был, наверху. — Хреновый из меня сейчас Геркулес! — извинился и понурил голову. — И Геркулесу не все по силам было, — попыталась я его успокоить. Он только рукой махнул. Подвальчик был небольшим, низким и вытянутым, как коридор. Хозяева использовали его в качестве свалки разного автохлама. Все, чем пользоваться в ближайшее время не планировалось, а выбрасывать было жалко, валилось сюда. К таким местам руки прикладывают редко, а когда берутся — выбрасывают все без сожаления. В темноте разгуливать по этому помещению, не рискуя, свалившись, разбиться в кровь, невозможно. Лампочку, единственную здесь, Дмитрий отыскал чудом. |