Книга Все девушки - невесты, страница 33 – Ирина Ульянина

Мое сердце томительно екнуло. Оксанка взволнованно пискнула. А баба Рая раскрыла рот, да не нашлась что возразить. За нее ответила я:

— Стасик, подожди, сейчас выйду!

В наш узкий двор величаво, как океанский лайнер в мелководную протоку, вплыла презентабельная серебристая иномарка, явно претендовавшая на место под нашим балконом. Мой возлюбленный, уступая машине дорогу, запрыгнул на поребрик и скорчил мне забавную рожицу. Передняя дверца машины открылась, из нее вышел молодой мужчина умопомрачительной наружности — высоченный, статный, одетый с иголочки. Мы все втроем повисли на перилах и вытянули шеи, увидев, как из распахнувшейся двери подъезда вылетела мама и с разбегу кинулась на грудь неизвестному сногсшибательному господину.

— Ничего себе… кино, — вырвалось у Петренко.

— Уф, — обессиленно выдохнула бабуля и тыльной стороной ладони провела по лбу. — Это кто ж таков будет?

— Ха-ха, — мрачно рассмеялась я, догадавшись, что этот тип и проходит у матери под кодовым названием «заказчик». Видеть, как они обжимаются, было не совсем приятно.

— Аи да Соня! Вот так умыла Леонида, — злорадно отчеканила бабушка. — Мужчина-то, видать, богатый! И обличьем куда как симпатичней, чем наш варнак!.. Господи, неужели у моей дочери когда-то да наладится жизнь?! Неужто она встретила достойного ее человека?! Слава тебе господи…

Мама, вероятно, почувствовала на себе пристальные взгляды, подняла лицо вверх и смутилась. Слабо взмахнула пальцами, не столько прощаясь, а словно отталкиваясь от нас, и поспешно скрылась в машине. Стасик, проводив иномарку взглядом, крикнул мне:

— Рит, это кто — ваша знакомая? Чего вы так выставились?

— Да это ее родная мать, — опередила меня Окса.

— Ма-а-ать?! — Стаc присвистнул и полез в карман за сигаретами.

— А ну-ка, девчата, айда в дом! Незачем на людях цирк устраивать, — скомандовала бабушка, подталкивая нас с Петренко к комнате.

— Стасик, жди меня! — успела крикнуть я. Распахнув шифоньер, лихорадочно перебрала плечики с одеждой, соображая, во что нарядиться. Бабушка бесцеремонно отстранила меня и захлопнула дверцы:

— Никуда не пущу, даже не надейся. Посмотри на часы. Половина одиннадцатого!

— Ты сама пять минут назад говорила: «Девочки, идите на свежий воздух, дышите озоном», — передразнила ее я.

И Петренко напомнила: мы не маленькие. Баба Рая осталась непреклонной. Заявила, что с Оксанкой она бы меня, может, и отпустила ненадолго, а с этим проходимцем — ни за что!

— Он не проходимец, он — мой жених!

— Же-е-ених, — издевательски пропела ба. — Шантрапа он подзаборная, а не жених! Тьфу, штаны рваные, кроссовки грязные, да еще патлы косынкой обвязал, как колхозница.

Мы с Оксой захихикали, и она попыталась втолковать бабушке, что это не косынка, а бандана, ее носят и парни. У Стаса стиль такой — неохиппи. На самом деле он чувак неплохой, почти непьющий.

— Не пущу! — грозно повторила упертая бабуся.

— Матери можно, а мне нельзя, да?

— Не сравнивай жопу с пальцем! — опять прибегла к грубости наша милая старушка. — Софья встречается с приличным обеспеченным человеком, а ты, соплячка, позарилась на голь перекатную.

— Ах так? Ну и не надо! Никто и нуждается в твоем благословении!

Оттолкнув ее, я выбежала из квартиры в домашних шлепанцах, успев сорвать с вешалки в прихожей ветровку. Скакала по ступенькам без оглядки. И совсем как мама, вырвавшись из подъездной двери, попала в объятия любимого. Он крепко поцеловал меня в губы, и это было самым прекрасным из всего, что происходило со мной за последние полтора месяца… От Стасика пахло настоящим мужчиной — смесью табака и перегара, прелой влажностью джинсовой материи, слегка сдобренной потом. На меня этот запах действовал возбуждающе и туманил голову, наполнял томлением все тело…

— Чем это вы занимаетесь? — насмешливо молвила Окса. — Ждете, когда бабушка выскочит, глаза выцарапает?

— Тебе что, завидно? — Рудницкий оторвал от меня свои сладкие губы, но обнимать не перестал.

— Ой, можно подумать… прямо обзавидовалась вся… Было бы чему!..

Оксанка передернула плечами. Я предложила Стасику проводить ее домой.

— Да ладно, я уж как-нибудь сама. Куда ты попрешься в тапочках?..

— Нет, я бы проводил, но Росинант троих не выдержит. — Рудницкий махнул, указывая на мотоцикл, притулившийся на обочине возле нашего дома. — Извиняй, Ритка, у меня, конечно, не BMW, а «харлей», но поверь, добрый байк по скорости не уступит автомобилю. Я ручаюсь!

На двурогой рукоятке руля висели два шлема, один из которых Стаc подал мне.

— Счастливо покататься. Пока-пока! — сделала нам ручкой Окса, не сумевшая скрыть обиды. Но в чем я перед ней виновата? Третий — всегда лишний…

…Ветер бил нам в лицо, единственная фара рассекала сумрак над дорогой, и воздух в ее свете клубился, как пар над кипящей кастрюлей. Я обнимала Стаса руками и ногами, прижималась к его спине настолько тесно, что наши тела слились, сделались единым целым. Теперь я знаю: самый крутой драйв можно испытать лишь от скорости — когда байк летит, почти не касаясь колесами асфальта, и ведет его парень, которого ты любишь.

— Хочешь, сгоняем на озеро? — обернулся ко мне Рудницкий.

Я утвердительно качнула головой. Гладкое асфальтированное шоссе сменилось бетонным покрытием, а затем Стасик свернул на глинистую, утрамбованную шинами колею, дыбившуюся сплошными кочками. Трясло и подбрасывало нас нещадно. То место, которое бабушка просила не сравнивать с пальцем, у меня быстро заболело. Наверное, синяки останутся… Свет фары выхватывал придорожную траву. Перед нами расступались кусты и деревья с дрожащими от ветра листочками. Точно так же трепетала, подрагивая, моя перевернутая восторгом душа.

Стасик заглушил мотор:

— Вот и наше озеро, приехали…

Он снял шлем, и я тоже освободилась от своего. С трудом слезла с сиденья — отбитая задница ныла, занемевшие ноги плохо разгибались, их щекотали невидимые мурашки. Пришлось держаться за мотоцикл, чтобы не упасть.

Вокруг было невероятно тихо. Настолько тихо, что казалось, я оглохла. Пространство, насколько хватало глаз, застилал белый туман, похожий на разбавленное молоко.

— Где оно, твое озеро? — спросила я.

— Пошли покажу. — Он крепко взял меня за руку и повел вперед.

Мы шли, будто парили, ступая не по земле, а по облакам, утопая в их мягкости по пояс. Тянуло сыростью, тиной и луговыми цветами. Где-то совсем близко проквакала лягушка, раздался плеск воды, и я, наконец, различила озерный окаем. Молочный туман над ним загустел, как кисель; сквозь него пробивались темные камыши и острые пики осоки, опоясавшие берег. Вода дышала как живая, хлюпала, вздыхала. В ней полоскались ветви ивы, похожие на спутанные русалочьи волосы.