Книга Все девушки - невесты, страница 39 – Ирина Ульянина

— Мы будем ждать здесь, пока не закончится операция, — тоном, не терпящим возражений, заявил Вадим дежурному врачу.

— Да ради бога…

Медсестра подала мне свернутые в комок, завернутые в ветровку Риточкины вещи, перепачканные кровью. Я прижала их к себе и увидела, как санитары ввели в приемный покой парня — он скакал на одной ноге, бессильно склонив голову, и правой рукой держался за окровавленный лоб. Раненого усадили на кушетку, обтянутую клеенкой, и Оксана кинулась к нему:

— Стасик!

Он посмотрел совершенно безумным, невидящим взглядом. Откинул голову назад, прислонил ее к стене и закрыл глаза. Я тоже подошла к парню, тихо прошептала:

— Так вот ты какой, Стасик, мучитель моей дочери…

Вадим сжал мое предплечье, страхуя от непредвиденных реакций. Велел парню:

— Давай колись, герой! Куда тебя угораздило врезаться?

— Я — не мучитель, — устремил он на меня полные боли серые глаза. — Я люблю Риту, поверьте… Мы ездили купаться на Кривое озеро. А на обратном пути… — В горле у Стаса забулькало, он переломился пополам.

— Вы кто, следователь, чтобы допрашивать? — вступилась за диджея докторица.

— Да, я из милиции. — Оперативник развернул перед ней удостоверение.

— Ну хорошо, допустим, вы оперуполномоченный! Но разве не видите, в каком он состоянии?! Перелом голени. Вам бы такую боль терпеть!

— О, я и не такую боль перетерпела! — неврастенически воскликнула я.

— Я расскажу, — морщась, заверил Стаc. — Мы ехали по Криводановской трассе… в общем, уже недалеко было до города… Знаете, там есть поворот к совхозу «Левобережный»?

— Знаем, — подтвердил Вадим.

— Дорога была пустой… — У парня перехватило дыхание, он ловил воздух ртом. — И вдруг из-за этого поворота вырвался джип с потушенными фарами и буром попер навстречу!.. Я его заметил только метров, наверное, с десяти. Перед тем как джип ослепил меня дальняком, успел сбросить скорость, но это не помогло…

— Может, водитель бухой был, не справился с управлением? — предположила Петренко.

— Нет, вряд ли. Это какая-то подстава!.. Джип пер по нашей полосе, прицельно на нас, недаром, сразу как сбил, слинял, просвистел мимо!.. Мой байк отбросило назад… переднее колесо сплющило, я старался удержаться на заднем, балансировал, давил на руль, сколько мог… вот, связки порвал. — Он показал нам руки со вспухшими, синими запястьями. — Но беда не в том!.. Ритка, оказывается, каску не застегнула и, когда нас тряхануло, каска свалилась… и Рита не удержалась, упала плашмя на спину, ударилась незащищенным затылком… об асфальт…

У меня раскололся затылок… Взорвался и разлетелся на куски. Я очнулась, когда под нос сунули нашатырь. С удивлением обнаружила, что сижу на кушетке рядом со Стасом. Мы встретились с ним глазами, и я велела: дальше.

— Ну, я боялся придавить ее «харлеем», завалился набок, ногу вот повредил. — Он снова поморщился. — Выбрался из-под байка, отполз к Рите… она еще смотрела вверх, даже разговаривать пыталась, но уже так — еле-еле… глаза быстро закатились… я сунул руку ей под голову, а волосы были насквозь мокрые от крови…

— Что Ритонька говорила?

— Сказала: я умираю. — Тут он согнулся, обхватил грудь руками и зарыдал. Сквозь конвульсии выдавливал из себя:

— Еще сказала: «Позвони моей маме… Скажи ей, что я была очень… счастлива…»

— Счастлива? — оторопело переспросила я.

— Ну конечно, счастлива, тетя Соня, она же его любит! — страстно подтвердила Оксана и обратилась к парню: — Стасик, миленький, не плачь! Ритка не умрет. Она выживет, потому что хочет быть с тобой!.. Стасик, вот увидишь, она выживет!

У байкера слезы капали градом, он размазывал их грязным, испачканным кровью кулаком по щекам, как мальчишка. Вадим погладил его по опущенной русоволосой голове и отвернулся. Сам сглотнул ком.

Я вышла на улицу покурить — в пачке осталась последняя сигарета. А у меня — последняя надежда на то, что любовь спасет мою бедную искалеченную девочку… Посмотрела вдаль, за больничную ограду — туда, где за верхушками деревьев светлело предутреннее небо.

— Сонь, — обнял меня за плечи Вадим. — Сонечка, слышишь? Я тебе обещаю, Риту будут лечить лучшие врачи. Медицина у нас сейчас на уровне — девочку поставят на ноги, и следа от травм не останется, не сомневайся!..

— Спасибо тебе… Как ты думаешь, Вадик, в джипе был тот самый Тимур?

Он кивнул и сказал твердо, поигрывая желваками:

— Эти сволочи свое получат: и исполнители, и заказчики.

— Кто получит? Вы знаете, что байкер находился в состоянии алкогольного опьянения? — вмешался в наш диалог офицер ГИБДД. — Я лично на него протокол составил!

— Правильно сделал, что составил. А теперь порви и выброси. — Паперный посмотрел на служивого, как удав на кролика, и полез во внутренний карман за бумажником.

Мое присутствие было явно неуместным. Выбросив окурок в урну, я вернулась в приемный покой. Стасика успели увести медики. Оксанка Петренко сидела на его месте с красным носом и икала. Я тоже опустилась на кушетку и сказала не столько ей, сколько самой себе:

— Не надо плакать. Надо ждать и надеяться. Надо иметь терпение…

…В приемном покое мы просидели до восьми часов утра. Операция закончилась, Риту перевели в реанимацию, куда родственникам вход был воспрещен. Но Вадик договорился, чтобы нас пустили посмотреть на мою дочку из-за стекла. Узнать Риточку можно было только интуитивно: ее голову опутали бинты, из носа и вен тянулись трубки капельниц, дыхание поддерживалось искусственно — аппаратом. Нейрохирург утешил: девочка не чувствовала боли, потому что не приходила в сознание. А как только придет, ей будут вводить обезболивающие препараты.

— Организм молодой, крепкий. Будем полагать, через сутки выйдет из комы, — рассуждал он и поинтересовался, способна ли я оплатить дорогостоящие эффективные лекарства.

— Без вопросов, — заверил его Паперный. — Только скажите, сколько надо.

— Вы, значит, отец? — уточнил врач.

— Считайте, что так.

Я прилипла к стеклу. Не могла поверить, что дочка ничего не чувствует. Мне казалось, мое присутствие должно ей помочь — как в детстве, когда я носила Риточку на руках и убаюкивала, прижимая к себе. Я изо всех сил посылала ей флюиды любви, нежности и обожания. Но синеватое личико хранило неподвижность — даже веки не дрогнули. Это ужасно, когда твой ребенок зависает между небом и землей, парит в неизвестных эмпиреях, куда нет хода никому. Это самое ужасное — сознавать свое бессилие…

— Она спит?

— Конечно, спит! Как вы хотели? Больная еще от наркоза не отошла, а вам надо, чтобы она бегать начала?! Ступайте, родители, не волнуйтесь — уход за девочкой будет наилучший, самый тщательный… Да идите вы уже, ради бога, — у нас пятиминутка начинается, мне дежурство сдавать. — Он окончательно потерял терпение.