Книга Убийственно тихая жизнь, страница 52 – Луиз Пенни

– Почему вы не пришли с повинной?

– Не думал, что вы дознаетесь. Понимаете, в лесу много охотников, я надеялся, что вы не выйдете на меня. А когда вы пришли, то не захотел уничтожать старый отцовский лук. Это для меня важно – память. Пока лук в доме, словно и отец еще жив. А когда я понял, что его нужно уничтожить, было уже слишком поздно.

– Вы бьете сына?

Крофт поморщился, как от боли, но ничего не ответил.

– Сегодня утром я сидел у вас в кухне и говорил, что в убийстве мисс Нил мы подозреваем Филиппа. – Гамаш наклонился вперед, так что его голова оказалась над сэндвичами, но глаза были устремлены только на Крофта. – Почему вы не признались тогда?

– Я был ошеломлен.

– Бросьте, мистер Крофт. Вы ждали нас. Вы знали, какими будут результаты экспертизы. А теперь вы хотите нас убедить, что готовы были позволить нам арестовать вашего сына за преступление, которое совершили сами? Не думаю, что вы на это способны.

– Вы и не представляете, на что я способен.

– Вероятно, да. Я хочу сказать: если вы способны избивать сына, то вы на все способны.

Крылья носа у Крофта затрепетали, губы сжались. Гамаш подумал, что если бы Крофт и в самом деле был склонен к насилию, то в этот момент вполне мог бы наброситься на него.

Они оставили Крофта в комнате.

– Что скажешь, Жан Ги? – спросил Гамаш, когда они оказались в уединении кабинета, принадлежащего начальнику отделения.

– Не знаю, что и подумать, сэр. Неужели Крофт сделал это? Филипп все довольно складно рассказал. Такое возможно.

– Мы не нашли ни капли крови Джейн Нил в его машине. Или в машине миссис Крофт. Его отпечатков пальцев нет нигде…

– Верно. Но Филипп сказал, что на нем были перчатки, – вставил Бовуар.

– В перчатках стрелять из лука невозможно.

– Он мог надеть их после выстрела, когда увидел, что сделал.

– Значит, ему хватило присутствия духа на то, чтобы надеть перчатки, но не на то, чтобы вызвать полицию и явиться с повинной. Нет. На бумаге это, может, и будет выглядеть убедительно, но не в жизни.

– Не согласен, сэр. Вы всегда учили меня, что невозможно узнать, что происходит за закрытыми дверями. Что на самом деле происходит в доме Крофтов? Да, Мэтью Крофт производит впечатление мыслящего и разумного человека, но сколько раз обнаруживалось, что именно так и выглядят вспыльчивые люди, склонные к насилию. Иначе и быть не может. Это их маска. Вполне возможно, что Мэтью Крофт очень даже склонен к насилию.

Бовуар чувствовал себя глупо, читая Гамашу лекцию о том, что сам узнал от него. Но он решил, что это стоит повторения.

– А как насчет собрания, на котором Крофт предоставил столько полезной информации? – спросил Гамаш.

– Самоуверенность. Он сам говорит – он не думал, что мы его вычислим.

– Извини, Жан Ги, но я этому не верю. Нет никаких физических улик против него. Одни лишь обвинения злобного подростка.

– Он его побил.

– У парня точно такой же синяк, как у тебя.

– Но парень стрелял и раньше. Крофт сказал, что такие травмы бывают только у новичков.

– Верно. Но еще Крофт сказал, что перестал охотиться года два назад, так что с тех пор он, наверное, не брал сына на охоту, – возразил Гамаш. – Это большой срок для мальчишки. Возможно, он забыл, как это делается. Поверь мне, этот парень в последние два дня сделал один выстрел из лука.

Перед ними стоял вопрос, который не давал им покоя: что делать с Мэтью Крофтом.

– Я позвонил прокурору в Грэнби, – сказал Гамаш. – Они должны прислать кого-нибудь. Должен вот-вот подъехать. Пусть он и решает.

– Она.

Бовуар кивнул на стеклянную дверь, за которой терпеливо стояла женщина средних лет с портфелем в руке. Он поднялся и впустил ее в кабинет, в котором теперь стало тесно.

– Мэтр Брижит Коэн, – объявил Бовуар.

– Бонжур, мэтр Коэн. Уже почти час. Вы успели поесть?

– Только булочку перехватила по дороге. Я сочла это закуской.

Десять минут спустя они сидели в уютном ресторанчике напротив отделения и ждали, когда им принесут ланч. Бовуар вкратце изложил ситуацию мэтру Коэн. Она тут же ухватила самые существенные детали:

– Значит, тот, против кого свидетельствуют все улики, не сознается, а тот, против кого нет ни одной, все берет на себя. На первый взгляд отец берет на себя вину сына. Но поначалу он вроде был готов к тому, что обвинение предъявят сыну.

– Верно.

– Что же заставило его передумать?

– Полагаю, он был поражен и глубоко ранен обвинениями в его адрес со стороны сына. Видимо, он и представить такого не мог. Конечно, наверняка трудно сказать, но у меня такое ощущение, что прежде это была счастливая семья, а недавно все стало разваливаться. Познакомившись с Филиппом, я предполагаю, что причиной бед стал именно он. Я уже сталкивался с такими вещами. Злобный подросток начинает заправлять в доме, потому что родители его боятся.

– Да, я тоже с этим сталкивалась. Но вы не имеете в виду физический страх? – спросила Коэн.

– Нет, эмоциональный. Крофт пошел на признание, потому что ему невыносимо то, что Филипп, вероятно, думает о нем. Это был отчаянный, даже немного безумный поступок с намерением вернуть себе сына. Доказать Филиппу, что отец любит его. И еще был элемент… чего? – Гамаш представил себе лицо Крофта, сидящего напротив него за кухонным столом. – Это нечто вроде самоубийства. Смирение. Я думаю, ему была нестерпима мысль о том, что сын свалил это убийство на него, и поэтому он сдался.

Гамаш посмотрел на своих собеседников и улыбнулся:

– Это все, конечно, гипотезы. Такое у меня сложилось впечатление. Этот сильный человек в конце концов сдался и поднял руки. Он признается в преступлении, которого не совершал. Но таков уж Мэтью Крофт. Он сильный человек. Человек с убеждениями. Я надеюсь, что довольно скоро он начнет жалеть об этом. Судя по тому, что я видел, Филипп очень злобный подросток и приучил свою семью не раздражать его.

Гамаш вспомнил пальцы Крофта на ручке двери, ведущей в комнату сына. Сначала он вроде бы хотел ее открыть, но потом передумал. Гамаш предположил, что Филипп устраивал отцу скандалы, когда тот без разрешения открывал дверь в его комнату, и Крофт хорошо выучил этот урок.

– Но откуда у парня столько злости? – спросил Бовуар.

– Откуда злость у четырнадцатилетних ребят? – возразила Коэн.

– Есть обычная злость, а есть злость, которая распространяется на всех вокруг. Как кислота.

Бовуар рассказал ей о том, как мальчишки закидывали утиным пометом Оливье и Габри.

– Я не психолог, но у меня такое ощущение, что этому парнишке нужна помощь.