Книга Для крутых закон не писан, страница 74 – Андрей Бадин

Пули прошили двери «мерина», изрешетили киллера с автоматом и предотвратили возможность атаки. А Николай запихнул пистолет за пояс, взялся обеими руками за руль и увеличил скорость. Изумленный Толмачев стоял у подъезда с пистолетом в руке и смотрел вслед капитану. Потом он покачал головой, спрятал оружие и пошел в дом.

Припаркованная в конце двора черная «Волга» тронулась с места, подъехала к подъезду, в нее запрыгнули двое парней с пивом и мужик с газетой, и она помчалась вслед за мотоциклом.

Бугров выехал на Садовое кольцо и, лихо маневрируя между машинами, понесся вперед. «Волга» домчалась до железного потока, быстро въехала в него и застряла. Погоня прекратилась, так и не успев развиться.

Николай свернул на Ново-Басманную улицу и рванул по тихим узеньким улочкам старой Москвы. Некоторое время гнал во весь опор, но, убедившись, что погони нет, сбросил скорость, вынул из шлема болтающуюся и бьющую по носу рацию и спрятал ее в карман. На светофоре он остановился, обернулся и еще раз убедился, есть погоня или нет.

Через десять минут Бугров и Павлик благополучно добрались до Сокольников и въехали на ту самую автомобильную стоянку. Отец остановил мотоцикл возле «Нивы», заглушил мотор, снял шлем и обнял сына.

— Ну, здравствуй, Пашенька.

— Это ты, папа, — обрадовался малыш, — а то я думал, меня увез какой-то дядя.

— Это я, мой хороший. — Он взял Пашу на руки и поставил на асфальт.

— Здорово прокатились, — добавил сынок.

Николай открыл дверцу «Нивы» и увидел лежащую на заднем сиденье Настю. Она приподняла веки, увидела отца и снова закрыла глаза.

— Ты что-то очень быстро, я вздремнуть не успела.

— Залезай в машину, — сказал Николай сыну, а сам откатил мотоцикл к прицепу и запихнул его туда. Накрыл брезентом и вернулся к детям.

— Злоключения закончены, — произнес Бугров и поцеловал сына в щеку, — раз и навсегда.

Павлик доверчиво кивнул и улыбнулся.

— Я так рад тебя видеть, папа, — пролепетал малыш, — а где мама?

— Она скоро приедет, — буркнул отец, сел в машину, завел двигатель и выехал со стоянки.

— Ну, а все-таки, где мама? — не открывая глаз, спросила Настя.

— Мама заболела, но она вернется.

— Когда? — не унималась дочь.

— Я откуда знаю, позвонит и приедет.

— Она уже второй день не появляется. То от нас месяцами не отходила, а то загуляла, — недовольно пробурчала дочь.

От этого разговора у Николая напрочь испортилось настроение. Все эти дни он гнал от себя тягостные мысли, но теперь, когда он и его дети были в относительной безопасности, думы опять заполонили его разум. Он чувствовал, что наступает момент чистосердечного объяснения с детьми, объяснения того, что произошло с их любимой мамой.

Капитан ехал по наполненной машинами улице и думал: «Что делать, как жить дальше? Жену и родителей убили, за мной охотятся преступники и даже «родная» контрразведка не может защитить от них. Мало того, кто-то из сослуживцев предал меня и по его вине погибла Людмила. Кто этот подонок? Информация о моих перемещениях моментально попадает в руки к преступникам, и они действуют проворней и оперативней нашей спецслужбы. Кто-то очень могущественный приостанавливает работу службы, но вместе с этим направляет бандитов по правильному следу. Кто же этот гад? Пока он действует, пока стучит на меня, мне и моим детям спокойного житья не будет. Вообще жизни не будет».

— Мальчик мой, — обратился отец к сыну, — раздевайся догола.

— Зачем? — удивился малыш.

— Так надо, раздевайся.

Бугров подъехал к бордюру и остановился. Он вынул из пакетов новую одежду и показал ее сыну. Павлик заулыбался, быстренько снял коротенькие, испачкавшиеся шортики, беленькую рубашечку, носочки и штиблеты.

— А трусики снимать? — спросил он.

— Снимай все, — ответил отец.

Он подозревал, что одежда ребенка может быть «заряжена» миниатюрными маяками, и, только избавившись от них, можно навсегда выйти из-под колпака.

Когда Павлик переоделся, Бугров сложил его старые вещи в один из целлофановых пакетов, вышел из машины и кинул пакет в стоящую неподалеку урну. Потом зашел в расположенный напротив магазин и накупил там всяких деликатесов. Ведь в гости неудобно было приезжать с пустыми руками. И вот он вернулся в машину, сложил покупки на заднем сиденье, сел за руль, тронулся с места и неспешно поехал в сторону МКАД.

— Хочешь пирожное? — спросил отец.

— Хочу, — кивнул сын.

— Тогда бери пакет и выбирай все, что понравится.

Паша с радостью вынул «Сникерс» и передал отцу.

— Открой, пожалуйста.

Отец разорвал обертку, отдал батончик сыну, и тот с удовольствием начал есть. Настроение Павлика улучшилось, и он стал чаще улыбаться.

Через час Бугровы приехали в Зеленоград, и Николай поставил машину с прицепом на платную автостоянку в центре города. Он попросил детей выйти, забрал вещи, поймал такси, и они поехали на квартиру к тете Глаше.

Бугров не стал звонить ей по телефону, а решил нагрянуть собственной персоной. И вот через десять минут они поднялись на третий этаж пятиэтажного дома и позвонили в квартиру к тетке.

— Только бы она дома оказалась, — пробурчала утомленная ездой и ожиданиями Настя.

Через минуту Глаша отворила дверь и была очень удивлена приездом Бугровых. Она незамедлительно пригласила всех в квартиру, заволновалась, засуетилась и стала собирать на стол.

— Глафира Петровна, не надо, мы сыты, — постарался успокоить ее Николай.

— Да вы чего без звонка, я бы блинов напекла, пирогов.

— Не надо, мы ненадолго, буквально на ночь, а потом опять в путь, — добавил Николай.

— Какое там в путь, живите у меня хоть год, в тесноте — да не в обиде, — радовалась женщина.

Она жила одна и была рада приезду родных людей.

— Кстати, где Люся? — вдруг спросила Глаша.

— Людмила скоро приедет, — соврал Николай и сделал это неумело. В его глазах мелькнула тень неуверенности, но Настя не уловила лжи. Тетя Глаша, напротив, поняла, что он чего-то не договаривает, но при детях расспрашивать не стала.

Когда Николай пошел мыть руки, она остановила его в коридоре и взглянула в его уставшие, полные грусти глаза.

— Что? — прошептала женщина.

— Ее убили, — еле слышно ответил Бугров и пошел в ванную. Глаша ахнула и закрыла рот руками, чтобы не зарыдать. Она предчувствовала недоброе, раз родные приехали без звонка, но даже не предполагала, что произошло такое горе.

Они также убили мою мать и отца, — добавил Николай, и на глазах у него выступили слезы. Он стиснул зубы, заиграл желваками на скулах и прикрыл дверь в ванную. Глаша закрыла лицо фартуком и села плакать на кухне. Ни о чем не догадывающиеся дети разбирали в гостиной подарки, смеялись и радовались каждой обновке. Дети есть дети.