Онлайн книга «Джип из тыквы»
|
– Ольга Викторовна – это супруга Тугарина? – уточняю я. И с замиранием сердца думаю – может быть, она моя мама? Если Тугарин – мой папа, конечно. – Ага, – подтверждает Лариса. – Только ты учти, восемь-три-девять-один-девять – это код Норильска, Тугарины там живут. И разница во времени у нас с ними четыре часа, так что ты не тяни со звонком, чтобы ночью людей не будить. Мне кажется, если я действительно потерянная дочка Тугариных, то они будут рады и полночному звонку, но уверенности в наших родственных связях у меня нет, и я соглашаюсь с подружкой: – Конечно, я не буду тянуть. – Потом мне расскажешь! Забегу к тебе вечером! – обещает она и отключается. А я смотрю на телефон, не решаясь набрать это самое восемь-три-девять–как-там-дальше. Мне тревожно. Я отчаянно надеюсь, что вот-вот узнаю о себе нечто важное, и в то же время понимаю, что надежда эта выросла и расцвела на очень зыбкой почве. Однако выбора у меня нет. Надо звонить, и я звоню. Дозваниваюсь, как ни странно, сразу же. «Это судьба!» – ликует внутренний голос, тут же начиная сочинять душещипательную историю воссоединения блудной дочери с семьей. Все-таки были у меня в роду любители мексиканских сериалов… – Резиденция «Синие сосны», добрый вечер, – бодро приветствует меня женский голос. Он явно немолодой, что меня обнадеживает. Если Ольга Викторовна Тугарина – моя мать, то ей точно не меньше пятидесяти. А может, трубку сняла моя бабушка? Воображение с готовностью рисует добрую морщинистую старушку с начатым вязаньем. – Ба… Ма… – мямлю я. – Говорите громче, пожалуйста, и представьтесь, кто вы? Вот как я должна ответить на этот резонный вопрос, а? – Ээээ, – тяну я. – Не знаю, говорит ли вам что-нибудь такое имя – Мария Виленская? Если мне скажут «нет», я прямо спрошу: «А у вас девочка в семье не терялась?» – Вы кто? Вы из клиники насчет Маши?! Кем бы ни была немолодая дама на другом конце воображаемого провода, она взволнована. Я понимаю, что не промахнулась, что-то меня с этими Тугариными связывает, и тороплюсь объяснить: – Вообще-то, это я – Маша Виленская. – Слава богу, Машенька! – восклицает моя собеседница и оглушительно кричит: – Ольга Викторовна! Ольга Викторовна! Маша звонит, Маша Виленская, сама нам звонит! Так. Непохоже, что эта шумная дама – моя бабуля. Подождем Ольгу Викторовну. Она появляется удивительно быстро – а я приготовилась терпеливо ждать, предполагая, что дом, который торжественно величают «резиденция «Синие сосны», имеет примерно сотню комнат, и для скоростного перемещения по нему нужны роликовые коньки. Нет, через считаные секунды из трубки доносится: – Вероника Семеновна, успокойтесь, не надо кричать! Но и этот новый женский голос растревожен. – Маша?! – выдыхает он в трубку. – Да, это я. Здравствуйте, – говорю я, не зная, какое обращение добавить – Ольга Викторовна? Мамочка? Госпожа Тугарина? – Машенька, милая, как же я рада! Тебя уже выписали? Как ты себя чувствуешь? Хм. По-прежнему ничего не понятно. – Хорошо, – отвечаю я осторожно. – Руку разрабатываешь? А как нога? Иван Антонович говорил, тебе ногой надо заниматься постоянно! Ты это делаешь? Ага, она общалась с моим лечащим врачом. Интересно. – Да, я стараюсь побольше ходить, – говорю я. – Но не слишком много, да? Не переутомляй себя, пожалуйста! Ты уже в санатории? Ого, она и о санатории знает! У меня начинается головокружение. Ольга Викторовна хвалит санаторий, снова упоминает Ивана Антоновича с его рекомендациями, обещает поставить меня на ноги и вообще не оставлять заботой и вниманием. Я уже совсем ничего не понимаю и не выдерживаю: – Простите! Ольга Викторовна, откуда вы меня знаете?! Трубка замолкает, затем издает тихий вздох. – Ох, Иван Антонович предупреждал меня… Машенька, ты так и не вспомнила? Я признаюсь, что не помню ровным счетом ничего из того, что было, прежде чем я очнулась в больнице, и моя собеседница снова вздыхает: – Наверное, я должна тебе рассказать… – Расскажите, пожалуйста, – прошу я, стискивая трубку вспотевшей от волнения ладонью. И она рассказывает. – Наш папа очень много работает, и мы нечасто его видим, поэтому отпуск всегда проводим вместе. «Папа Тугарин», понимаю я. Не римский папа. Про римского мне сейчас было бы неинтересно. – Но на Канарах наша детка очень тяжело пережила акклиматизацию, в Индии чем-то отравилась, а в Африке и вовсе подцепила кожную болезнь, – продолжает рассказчица. – Поэтому Мотя сказал: больше никаких заграниц! Пока дочка не подрастет, только Крым и Кавказ! И этим летом мы поехали в Анапу. Мотя сказал, для дошколят это лучшее место, он сам туда в детстве ездил, и было чудесно. Ольга Викторовна затихает, и я тоже молчу. Кто я, чтобы спорить с Мотей? И, кстати, он прав. – Ах, это было так замечательно! – растроганно вздыхает Ольга Викторовна. Оказывается, она сделала паузу, чтобы наскоро перебрать приятные воспоминания. – Мы прилетели в Краснодар, и Моте прямо в аэропорт подогнали машину. Он обожает рулить, но дома у него водитель и жесткое расписание, а тут – езжай куда угодно и как хочешь! Мы не спешили, выехали, когда стемнело – чтоб не по жаре и чтобы машин на дороге поменьше. Останавливались в живописных местах, фотографировались, покупали фрукты и мед, было так весело! Мотя сказал – совсем как в старые времена! Она опять замолкает. – Здорово, – вставляю я, чтобы хоть что-то сказать. – Да, было здорово, – радостный и ясный голос Ольги Викторовны тускнеет. – А потом мы остановились на перевале. Там, где смотровая площадка, три медведя и деревья, исполняющие желания. Мое сердце пропускает удар. Я вспоминаю медведей! – Мотя с деткой пошли к роднику, – напряженно продолжает Ольга Викторовна. – Ночью? – автоматически и отстраненно (ибо думаю о другом) удивляюсь я. – Так это ведь по местному времени было два часа ночи – как раз радио в машине пикнуло, по нашему-то уже утро наступило, а детка у нас рано встает! – объясняет Тугарина. – Они уже возвращались, и доченька шла первой. Она выскочила на дорогу, и тут ты! |