Книга За что боролись…, страница 7 – Марина Серова

— А я так не думаю.

— Что? — Пенсне оскорбленно подпрыгнуло на длинном носу Якова Абрамовича. — Вы что-то сказали, Светлов?

— Я думаю, мы не увидимся на пересдаче, Яков Абрамович. Я больше не буду учиться в университете.

— Да что вы такое говорите, молодой человек? — возмутился профессор, ожесточенно жестикулируя сухими морщинистыми ручками перед носом у студента. — Стыдно-с! Даже слушать не стану. Вы проучились почти четыре года непонятно как, но доучились до восьмого семестра, а теперь встаете в позу и говорите: не буду учиться. Это не по-мужски, Светлов.

Яков Абрамович доверительно наклонился к уху Алексея и сказал негромко:

— Вы знаете, Светлов… я сам, безусловно, в современной конъюнктуре… в этой… Одним словом, мой племянник говорил, что в нашем городе синтезирован препарат, колоссально расширяющий возможности мозга. Все это сделано на деньги мафии, и теперь налаживается сеть сбыта продукции.

— Почему все об этом знают, кроме милиции? — пробормотал Светлов.

— Вы наивный человек, Алексей. Этим делом занимаются очень серьезные люди. Если все это, разумеется, не вымысел. Ну так вот… к чему я это сказал? Это может вызвать революцию в науке. И образовательной системе…

— Да и так уже все, кто способен платить, сессию сдают на перцептине! — резко проговорил Светлов. Лицо его, и без того смертельно бледное, стало мучнисто-серым. — Вы к этому вели, профессор?

Губы его конвульсивно дернулись, на висках набрякли сизые жилки, а лоб покрылся крупными каплями пота.

— Вы все мне смертельно надоели, — громким голосом совершенно без интонации выговорил он, — тупые ублюдки, неспособные остаться людьми без проклятой наркоты! Ка-аззлы!

Смирнитский оцепенел, его черненькие глазки превратились в оловянные плошки, он буквально впился взглядом в перекошенное лицо Светлова.

— Они меня ждут там, у порога корпуса. Черный крестик прицела перечеркнет мою шею, и все начнется сначала. Но только без меня.

— Вы больны, Светлов?!

Голос Смирнитского разнесся на всю аудиторию, и даже мирно дремавший в углу Кузнецов пошевелился и оторвал тяжелую голову от парты, а в дверь заглянула уже сдавшая зачет Лена Бессонова, дожидавшаяся Костю.

— Вы положительно больны, — уже спокойнее повторил Яков Абрамович, — успокойтесь, не распускайте себя.

Светлов чудовищным усилием улыбнулся.

— Вы думаете, что человек, придумавший… этот препарат, гений?

— Без сомнения. Ради бога, Светлов, прекратите истерику.

— Поставьте мне зачет, профессор, — неожиданно спокойно выговорил тот, — посмотрите сюда и поставьте зачет.

Профессор глянул в протянутый ему лист бумаги и начал читать. Недоверчивое удивление, плавно перетекшее в искренний интерес. Изумление, переходящее в неподдельный, всесокрушающий шок и потрясение.

— Светлов, голубчик, откуда это у вас?

— Это теорема Ферма, Яков Абрамыч. Я доказал ее… час назад.

Смирнитский не верил своим глазам. Самая знаменитая, самая недоказуемая теорема математической науки, над которой бились лучшие умы трех последних столетий… И вдруг — какой-то мальчишка, студент-недоучка!

— Я поставлю зачет… — пробормотал он.

— Вот и чудно, — Светлов поднялся во весь рост и, не глядя на Якова Абрамовича, подошел к окну: — Нет, это не я, Яков Абрамыч. Это перцептин. О котором вы так интересно рассказывали. А вы видели Сергеева сегодня? Он, вероятно, блестяще сдал зачет. Так вот… у него на голове седые волосы.

Под страшным ударом хрустнула рама, и посыпались стекла, раня голые до локтя руки Светлова… Одним ловким движением он вскочил на подоконник и помахал окровавленной рукой враз проснувшемуся Кузнецову, изумленному Смирнитскому, вбежавшей в аудиторию Бессоновой…

— Всю жизнь я делал только неверные шаги. Я переступил через себя, я оказался за чертой. Правда, я похож на героя Шекспира? А вот сейчас я сделаю первый — по-настоящему правильный шаг…

Подоконник легко вывернулся у него из-под ног, судорожно раскрылось небо, веером распустилась земля — когда он сделал шаг с четвертого этажа и, перевернувшись в воздухе, упал на мокрый от недавнего дождя асфальт.

* * *

Через четверть часа высокий плотный мужчина в черном полупальто сел в темно-серый «БМВ» и набрал номер сотовика.

— Все в порядке, — сказал он, — нам даже не пришлось вмешиваться.

— То есть? — прозвучал в трубке резкий неприятный голос.

— Он сам…

— Превосходно, — отчеканила трубка. — Тогда уезжайте.

* * *

— Превосходно, — повторил Лейсман кому-то по телефону и, рассоединившись, положил трубку на стол. Неприятно ухмыльнувшись, он посмотрел на меня.

— Шампанского?

— Кофе, если можно, — ответила я. Еще не хватало пить шампанское с этим мерзким Аркадием Иосифовичем!

При непосредственном общении он оказался куда любезнее, нежели по телефону. Но в его преувеличенной тактичности сквозило что-то неестественное и неприятное. Лучше бы продолжал грубить!

— Значит, вы хотите знать, когда и зачем я организовал команду, призванную участвовать в играх «Брейн-ринга»?

— Я уже говорила.

— Команде четыре месяца. Она дважды участвовала в играх и с первой попытки произвела фурор, выиграла чемпионство. Зачем? Милая девочка, это такая реклама фирмы.

«И неплохая скрытая реклама препарата», — продолжила я про себя.

— Что же касается смерти Вишневского, я уже сказал свое мнение. Трагическая случайность, бедняга хотел быть умнее, чем его создал бог, и поплатился.

Лейсман цинично улыбнулся и посмотрел прямо в глаза мне — пронзительным, немигающим взглядом.

— Вам не знакома фамилия Светлов? — спросила я, ничуть не смутившись.

По лицу финансового директора «Атланта-Росс» пробежала гримаса удивления, но он молниеносно совладал с собой и принял прежний снисходительно-равнодушный вид.

— Знакома. Вообще-то он работает у нас в компьютерном отделе. А еще мой дядя преподает у него на химическом факультете университета. Я даже видел его у себя дома.

— Ваш дядя?

— Ну да. Яков Абрамович Смирнитский, если вам так интересно.

— Вы хотели взять его в команду?

— Нет, он на это не тянет.

Подобная пикировка, совершенно беспредметная и бесполезная, могла продолжаться еще долго, и я решила откланяться.

Лейсман глядел мне вслед с презрительной улыбкой и холодно щурил маленькие темно-серые водянистые глазки.

* * *

Я вернулась домой вконец запутавшаяся и расстроенная. Что-то не то! Может быть, Вишневский был в самом деле не в своем уме от передозировки. Может, и Светлов несет беспочвенную околесицу и никакого перцептина не существует? Может, и Анкутдинов что-то путает? По крайней мере, никакого криминала и никакой зацепки. Надо поговорить с участниками команды.