Книга Сломленные, страница 93 – Мартина Коул

Кенни тактично решил сменить тему разговора:

— Я знал, что Патрик рано или поздно придет в себя, но все же ужасно обрадовался.

— В данный момент Патрик спит, но ему уже лучше, — сообщила Кейт. — Он в ясном сознании, всех узнает, все помнит, может разговаривать. Сейчас я должна помочь ему выкарабкаться из той ямы, которую он сам себе выкопал. Ретчету не терпится привлечь Патрика к ответственности за убийство, но я собираюсь заявить, что Патрик был со мной той ночью. Я готова сделать официальное заявление, и если только они попробуют уличить меня во вранье, то я всем расскажу, кто такой мистер Баркер и какую роль в его судьбе сыграл некий мистер Ретчет.

Кейтлин в ответ покачал головой:

— Не торопись, Кэти! В первую очередь тебе необходимо связаться с управлением по борьбе с преступностью. Ты и сама знаешь: только так можно получить хоть какую-то информацию о деле двенадцатилетней давности. Я обязательно помогу тебе, чем смогу. Ну а теперь, мои дорогие, мне пора идти.

Кейт улыбнулась ему и крепко сжала его руку:

— Спасибо, Кенни.

Его лицо вдруг стало серьезным.

— Не спеши с благодарностью, Кейт. Не забывай, пожалуйста, что я мужчина. Какой благодарности мужчина может ждать от женщины?

Кейт нахмурилась:

— И чего же ты ждешь?

Он усмехнулся:

— Несколько ужинов вроде сегодняшнего плюс бутылку хорошего ирландского виски.

От такого ответа у Кейт гора упала с плеч. Ей очень не хватало такого союзника.

— Ты получишь все, что захочешь, Кенни.

— Подумай хорошенько, Кэти, прежде чем давать такие обещания. Я ведь парень не промах!

Эвелин от всей души рассмеялась:

— Ты просто старый хулиган! Ну а теперь признайте: чудно получились сегодня и шарлотка, и крем!

Все согласились с ней, и она рассмеялась снова. Однако после всего услышанного Эвелин в глубине души задавалась вопросом, как они могут шутить и смеяться. Она знала: вряд ли ей удастся заснуть сегодня ночью. Наверняка ее долго еще будут преследовать кошмары.

Патрик лежал на больничной кровати. Теперь его мозг ни на минуту не прекращал работать. У него на многое открылись глаза. После разговора с Кейт он понял: убийство Броутона повесят на него. Однако он не слишком испугался, хотя отлично понимал всю тяжесть своего положения. Кейт волновалась гораздо больше.

Головные боли у него не прекращались, но, по словам врачей, после подобной травмы таких болей следовало ожидать.

Самым сложным для Патрика было свыкнуться с мыслью, что в него стреляли. Вдобавок одно из ранений оказалось каким-то постыдным — в ягодицы. Теперь Патрика неотступно преследовало желание расправиться с этим русским подонком. Справедливость требовала отвечать выстрелом на выстрел, но, к сожалению, у Патрика не хватило бы сил даже на то, чтобы просто поднять ружье.

Он с усилием открыл глаза, перебарывая сон. Ему хотелось поскорее выбраться отсюда. Он был готов заплатить и лечь в частную клинику.

Он усмехнулся: на каждом шагу приходится платить. Сон сморил его, и он закрыл глаза. Он боялся заснуть и снова не проснуться.

— Пэт, с тобой все в порядке?

Голос Вилли разбудил его. Вилли навис над Патриком и попытался его обнять.

— Ты не представляешь, как я рад, что тебе уже лучше!

Патрик наблюдал, как Вилли потихоньку, скованно присаживается на стул рядом с его кроватью.

— Да что с тобой, Вилли?

— Ерунда, пустяки. — Вилли махнул рукой. — Небольшая травма. Вот решил узнать, как ты себя чувствуешь.

— Похоже, лучше, чем ты.

Вилли рассмеялся:

— Ты настоящий мужик, Пэт.

Несмотря на шутливый тон, каждый из них испытывал неподдельную радость при виде друга — радость от того, что они оба живы и более или менее в порядке.

Женщина откинула назад рыжие волосы, ниспадавшие ей на плечи, и соблазнительно улыбнулась, любуясь своим отражением в зеркале.

— Ты сможешь разбить не одно сердце, — сказала она, обращаясь к самой себе. Затем она взяла сумочку, надела туфли на высоком каблуке и выпорхнула из комнаты.

Внизу на лестнице она улыбнулась, глядя на малыша:

— Ну как, ты готов?

Он кивнул. Женщина подхватила его на руки и вышла из дома.

Сев в машину, женщина поставила кассету Кайли Миноуг. Она пела вместе с красоткой Кайли, отчетливо произнося каждое слово своими жирно накрашенными губами. Когда малыш уснул, она остановила кассету.

— Господи, как хорошо, что есть валиум! — вздохнула она.

Через двадцать минут она остановилась у заброшенного дома, припарковала машину и вытащила из салона малыша, который тихо посапывал во сне. Она толкнула покосившуюся деревянную дверь и вошла в дом.

— Прощай, цыпленочек, прощай, — прошептала женщина в самое ухо ребенку и положила его на старый сломанный диван. Затем она тихо вышла.

Женщина завела машину, нажала на газ и со свистом понеслась прочь вдоль канала, проходившего рядом с домом. Вода была грязная, в ней плавали автомобильные шины, пластиковые бутылки и прочий мусор. Картину дополнял мерзкий запах.

— Плыви домой по воде, малыш! Мой маленький водяной! — воскликнула женщина и громко рассмеялась.

Кейт приехала в больницу в 10.50 вечера. Патрик, как она и рассчитывала, не спал. Он страшно обрадовался, увидев ее.

— Я люблю тебя, Кейт. Что бы ты ни думала обо мне, пожалуйста, не забывай об этом, хорошо?

— Я тоже люблю тебя. Я очень скучала по тебе.

Они долго молчали.

— А насчет клуба, Кейт…

Она нежно положила свою руку ему на губы:

— Это не имеет значения, Патрик. Я все знаю и очень хочу помочь тебе.

Вошла сестра и улыбнулась, глядя на них:

— Ну, как наш пациент?

— Со мной все в порядке. Вы сделали то, о чем я вас просил?

Она кивнула, пугливо оглянулась и тихо сказала:

— Доктор Тарбук приедет к вам. Вы сможете уехать где-то в половине одиннадцатого утра.

— Что здесь происходит?! — воскликнула Кейт. В ее голосе прозвучало раздражение.

Патрик взял ее за руку:

— Я считаю, что мне нужно переехать в частную клинику, вот и все. Я попросил медсестру связаться с одним моим приятелем и попросить его подобрать мне приличную одежду.

Патрик заметил недоверие во взгляде Кейт и громко сказал:

— Пожалуйста, сестра, объясните ей все, прежде чем она начнет допрашивать меня. Кейт у нас старая ищейка и не может справиться с многолетней привычкой подозревать всех и каждого в разных грехах и в нехороших замыслах.