Книга Под потолком небес, страница 44 – Валентина Седлова

— Не убедил. Пока сама не увижу, как ты с детьми обращаешься, не поверю.

— Слушай, а кстати: покажи мне своего сына?

— У меня только фотка полугодовалой давности, в бумажнике лежит. Сейчас достану. На, держи!

— Вау, вот это да, если бы своими глазами не увидел…

— Да что там?

— Подожди, сейчас тоже пару фоток достану, тогда сама все поймешь.

Андрей, накинув на себя роскошный стеганый халат, залез куда-то на антресоли и достал старый фотоальбом с выцветшим бархатом на переплете. Смахнул с него пыль, раскрыл, пролистал пару страниц, и положил на колени Наталье.

Со страниц альбома на нее смотрел ее Мишка, только в окружении совершенно незнакомых людей. Сзади набегали на берег волны, Мишка сидел верхом на каком-то диковинном расписном звере, мужчина положил руку ему на плечо, а женщина просто улыбалась, открыто глядя в объектив.

— Это кто?

— Это я с родителями на море. Мне здесь как раз что-то около трех-четырех лет, точно не помню.

— Слушай, но как это возможно?

— Парадокс природы, иначе не назовешь. Здесь я еще белоголовик, а где-то после четвертого класса стал темнеть. В итоге даже не знаю, как обозначить свой цвет волос. То ли темно-русый, то ли уже шатен.

— Да нет, скорее русый, на шатена ты не тянешь. И все равно, ну надо же! Слушай, а может быть, это просто случайно так фотографии похожи, а на самом деле у тебя в детстве другое лицо было? Ну, повернулся как-то не так, фотограф тебя не так снял…

— Да нет, я именно такой и был. Если хочешь — можешь дальше фотографии посмотреть, это мой детский альбом. Вот здесь меня только-только из роддома забрали, правда, все равно ничего не видно, кроме кулька на руках мамы. Вот первое купание, а это детский сад. Вот школьные снимки пошли. Видишь, все похожи друг на друга, ничего в том, первом снимке, особенного не было.

— М-да, нет слов. И что же это получается, Мишка, когда вырастет, будет на тебя похож?

— С некоторой долей вероятности это можно утверждать, хотя всегда есть вариант, что напомнят о себе и другие гены, например, мамины. Ты же с сыном совершенно не похожи друг на друга. По крайней мере, пока.

— Спасибо, что просветил, я то я даже не догадывалась. Между прочим, на Пашку он тоже не похож.

— Получился копией своего папы?

— Ну да, и год от года все сильнее его напоминает. Очень надеюсь, что хотя бы характер у него будет не отцовский, а то своими руками из него дурь выбью.

— Ты чего!?

— Да шучу я. Юмор у меня такой, черный.

— А этот парень знает, что у него сын родился?

— Он от него еще до рождения отказался, так что Мишка — только мой сын и ничей больше. Я ему и отчество другое придумала, чтобы ничего ему от этого засранца не перешло по наследству. Но природа надо мной решила посмеяться, и вот у темноволосой мамы южного типа появился классический блондин. Но ты меня теперь слегка успокоил: если он пойдет по твоим стопам, то есть шанс, что блондином он не останется.

— Вот прицепилась к цвету волос! Да забудь ты, плюнь и разотри. Лучше давай о нас подумаем!

— Не хочу думать!

— А что хочешь?

— Тебя хочу…

* * *

Домой Наталья опять вернулась после двенадцати. Пашка не спал, курил на кухне и ждал ее. Почему-то его вид вызвал у Наташки дикий приступ раздражения. Она быстро повесила шубу на вешалку и, стараясь не шуметь, прошла на кухню, чтобы вскипятить себе чаю.

— Я тебе звонил несколько раз…

— Я не слышала телефон, у нас музыка грохотала.

— И ты даже не хочешь спросить, что случилось?

— Ну, что случилось?

— К маме вызывали «скорую».

— Что-то серьезное?

— Она увидела, что ты без шапки ушла, переволновалась, что у тебя менингит будет. В итоге у нее сердце заболело.

— Хочешь сказать, что ее забрали в больницу?

— Нет, померили давление, сказали, что все в норме, накормили валидолом и уехали. Сказали, чтобы поменьше беспокоилась. Не врачи, а коновалы.

— Извини, Паша, но я не верю в эту внезапную болезнь твоей мамы. Что-то в последнее время она зачастила «скорую» по поводу и без повода вызывать. Мне кажется, она просто хочет лишний раз обратить на себя внимание, только и всего.

— Как ты можешь так говорить! Ей же было так плохо, я сам видел!

— Ну и что ты видел? Причитающую маму, хватающуюся за сердце? Прости, я тоже так могу повопить, если скучно станет. А сердце у нее здоровое, нам бы такое иметь, как у нее. Или не помнишь, что ей кардиолог в прошлом году сказал?

— А вдруг она за этот год резко сдала? Она же так устает!

— От чего? От своей мышиной возни по дому? Продукты я домой приношу, мусор ты выбрасываешь, Мишкой все по очереди занимаемся. А к готовке и уборке она сама никого не допускает, будто сам этого не знаешь! Так что, дорогой, если бы она действительно уставала — то нашла бы способ снять с себя часть домашней работы. А раз она об этом даже слышать не хочет — значит, ничего у нее не болит. Просто капризничает.

— Ты стала какая-то другая, чужая. И говоришь такие ужасные вещи. Раньше ты так не поступала с нами.

— Как — «так»? Да, раньше я закрывала глаза на все чудачества твоей матушки, а сейчас извини, устала. Мне еще ее ремонт долго в кошмарных снах видеться будет, а про все остальное я уже просто молчу. Ведь говорили ей: не торопись, давай все вместе обсудим. А в итоге? Обои в ванной, как я и предсказывала, уже в трубочку по краям сворачиваются, в туалете тоже что-то вроде серпантина с потолка свисает из-за того, что она обои на трубу с вечным конденсатом намотала. Кухня теперь выглядит, как какой-то балаган: мало было хохломы на столе, так она еще и стены обоями под хохлому оклеила. Меня уже тошнит от всего этого. А сколько она во все это денег вбухала? Это кто-нибудь считал?

— Малыш, ну пойми ты, она пожилой человек, со своими безобидными странностями. Разве это так сложно — просто быть чуть-чуть терпимее к ней?

— Паша, я уже устала от всех этих «чуть-чуть». Я на грани срыва. И, между прочим, все ее странности не настолько уж и безобидны. Ты знаешь, что она Мишке понарассказывала? Я его тут спрашиваю — ну что, Мишанька, в детский сад пойдешь? А он мне: нет. Я его спрашиваю, почему это? А он отвечает: мне баба Зина сказала, что там микробы живут, и туда плохие дети ходят, которые меня бить будут. Ты представляешь! Оказалось, что микробы — «это такие ужасные черные бяки, которые нападают на тебя, если ты не слушаешься взрослых и по дому без тапочек ходишь». Запугала мне ребенка, наговорила ему кучу глупостей. И как мне после этого к ней относиться? Я Мишке тогда полвечера объясняла, что микробы совсем не страшные, что человек всегда сильнее микроба, и что в детском саду весело и интересно.