Книга Уроки милосердия, страница 120 – Джоди Пиколт

Я глубоко вздыхаю.

— Спрашиваю, как он себя чувствует…

— Хорошо. Или любой другой вопрос, который прозвучит естественно. Не нужно, чтобы он видел, что ты нервничаешь.

— Отлично.

Лео опускается рядом со мной на стул.

— Я хочу, чтобы он раскрылся без давления извне.

— Что мне говорить о бабушке?

Он колеблется.

— Я бы посоветовал тебе вообще не упоминать имени Минки. Но ты уже сказала, что в семье у тебя кто-то умер. Поэтому импровизируй. Даже если упомянешь ее имя, не говори, что она выжившая узница концлагеря. Не знаю, как он к этому отнесется.

Я закрываю лицо руками.

— А ты не можешь его просто допросить?

— Конечно, могу, — говорит Лео. — Но он сразу что-то заподозрит, если вместо тебя в больнице появлюсь я.

По плану Лео должен спрятаться в припаркованном напротив дома Джозефа автомобиле, контролируя процесс, пока я буду внутри. Таким образом приемник — ящик размером с портфель — будет находиться в зоне действия передатчика.

Есть у нас и условная фраза.

— А если я скажу: «Сегодня я должна встретиться с Мэри»…

— Я вбегаю, выхватываю пистолет, но понимаю, что мне не удастся произвести выстрел, не задев тебя. Поэтому я начинаю размахивать руками и ногами — вспоминаю приемы джиу-джитсу. В седьмом классе я даже получил синий пояс. Я сбрасываю с тебя Джозефа, как дешевое пальто, хватаю его за шею и прижимаю к стене. И говорю: «Не заставляйте меня делать то, о чем мы оба потом пожалеем!» Похоже на цитату из фильма, скорее, так оно и есть, но я не раз использовал ее во время спецопераций, и она срабатывала. Я отпускаю Джозефа, который падает к моим ногам и признается не только во всех военных преступлениях в Освенциме, но и берет на себя вину за все непоправимые ошибки с «Нью-колой» и второй частью фильма «Секс и город». Он расписывается под показаниями, а мы с тобой вызываем местный наряд полиции и уносимся в закат.

Я улыбаюсь и качаю головой. Лео на самом деле носит пистолет, но он заверил меня, что со времен детского лагеря в Ватаканите в пятом классе носит любое оружие только затем, чтобы порисоваться, — он бы и в мишень размером с Австралию не попал. Сразу и не разберешь, но я думаю, что он обманывает. Не представляю, чтобы фэбээровцу разрешили носить оружие, но при этом не научили им пользоваться.

Лео смотрит на часы.

— Нам пора. Готова принарядиться?

Трудно носить провода, когда на улице лето. Моя обычная одежда — футболка и джинсовые шорты — слишком узкая, чтобы спрятать там микрофон, поэтому вместо них я выбрала свободный сарафан.

Лео протягивает мне передатчик, размером с мини-плеер, с маленьким крючком, которым он крепится к поясу или ремню. Ни того ни другого у меня нет.

— И куда это цеплять?

Лео аккуратно засовывает передатчик мне сбоку в бюстгальтер.

— А так?

— Удобно, ничего не скажешь! — восклицаю я.

— Ты говоришь так, как будто тебе тринадцать лет. — Он продевает провод с крошечным микрофоном у меня под рукой, обводит вокруг талии. Я оттягиваю верх сарафана, чтобы ему было удобнее. — Что ты делаешь? — отшатывается Лео.

— Помогаю тебе.

Он сглатывает.

— Может быть, сама справишься?

— Чего ты вдруг оробел? Назвался груздем, полезай в кузов.

— Я не оробел, — скрипит зубами Лео. — Я изо всех сил пытаюсь сделать все вовремя, а ты мне мешаешь. Ты можешь просто записать беседу? И поправь свой чертов сарафан!

Когда микрофон с передатчиком наконец оказались на своих местах, мы убедились, что каналы синхронизированы с приемником, который будет у Лео в машине. Я отправляюсь на арендованной машине; Лео сидит на пассажирском сиденье с приемником на коленях. Сначала мы едем к Джозефу домой, отвозим Еву и проверяем передатчик на расстоянии.

— Работает, — заявляет Лео, когда я, налив Еве в миску воды, разбросав по гостиной игрушки и пообещав, что Джозеф скоро приедет, возвращаюсь назад в машину.

Следуя указаниям навигатора, я направляюсь на стоянку, где Лео встречается с кем-то из Министерства юстиции. Он сидит молча, мысленно пробегая по списку. На стоянке всего одна машина — фургон. И я гадаю, как же сидящий там офицер доберется домой. Фургон голубого цвета, на боку надпись «Ковры Дона». Со стороны водителя выбирается мужчина, показывает свой жетон.

— Лео Штейн?

— Да, — через открытое окно отвечает Лео. — Секунду.

Он нажимает кнопку, окно опять поднимается, чтобы мы могли поговорить без свидетелей.

— Не забудь удостовериться, что нет посторонних шумов, — говорит Лео.

— Знаю.

— Поэтому, даже если ему захочется послушать «Си-эн-эн» и «Эн-пи-ар», сделай так, чтобы радио было выключено. Отключи мобильный. Не грызи кофейные зерна. Не делай ничего, что могло бы повлиять на качество передачи.

Я киваю.

— Помни, «почему» — не самый главный вопрос.

— Лео, я всего не запомню. Я же не профессионал…

Он секунду обдумывает мои слова.

— Тебе необходима лишь капелька вдохновения. Знаешь, как поступил бы Джон Эдгар Гувер?

Я качаю головой.

— Кричал бы и царапал крышку своего гроба.

Ответ настолько неожиданный и такой грубый, что у меня вырывается смех.

— Поверить не могу, что ты шутишь, когда я схожу с ума от страха.

— Разве сейчас хорошая шутка помешает? — спрашивает Лео. Он наклоняется и запечатлевает на моих губах поцелуй. — Интуиция подсказала тебе смеяться. Слушайся своего сердца, Сейдж.

Когда врач дает нам рекомендации, что делать после выписки, я гадаю, думает ли Джозеф о том же, что и я: что мертвому, которым он надеется оказаться, не нужно беспокоиться о потреблении соли и обо всем остальном, что напечатано на листке. Девушка-волонтер, которая вывозит Джозефа на коляске в фойе, чтобы я могла подогнать машину, узнает его.

— Герр Вебер, верно? — спрашивает она. — Вы преподавали у моего старшего брата немецкий.

— Wie heißt er?

Она робко улыбается.

— Я французский учила.

— Я спросил, как его зовут.

— Джексон, — отвечает девушка. — Джексон Орурк.

— Да, — восклицает Джозеф. — Отличный ученик!

Когда мы оказываемся в вестибюле, я забираю Джозефа и везу его в тень.

— Вы на самом деле вспомнили ее брата?

— Нет, — отвечает Джозеф. — Но ей об этом знать ни к чему.

Я продолжаю думать об этом разговоре, когда дохожу до машины Лео, стоящей на парковке, и подъезжаю под портик, чтобы Джозефу не пришлось слишком далеко идти. Умение Джозефа налаживать связи с каждым отдельным человеком сделало его выдающимся учителем, самоотверженным гражданином. Способным прятаться на виду у всех.